бледного неба, в котором висела большая белая луна. Она светила так ярко и находилась так близко, что я мог ясно различить на лунной поверхности загадочные темные континенты.
Хотя Холмс сидел справа – на том месте, которое до него занимала мисс Рассел, – я подался вперед, и таким образом для меня открывался хороший обзор из окна экипажа, когда мы приблизились к Хартсдин-мэнору.
На этот раз мое внимание было приковано не к дому, а к саду. Сквозь узоры кованых железных ворот я очень ясно видел лужайку. Траву выбелили лунный свет и иней, в который быстро превращалась обильная роса. Поблизости не было деревьев, которые могли бы отбрасывать тень, а те, что стояли по обе стороны подъездной аллеи, давно сбросили листву и потому не мешали обзору.
Любой появившийся на лужайке был бы сразу же замечен наблюдателем, проезжавшим мимо в экипаже. Холмс обратил на это внимание, когда мы поравнялись с воротами, и сказал:
– Я убежден, Уотсон, что мисс Рассел не ошиблась.
Через несколько минут он постучал – это был условный знак кучеру остановиться. Мы вышли, а экипаж продолжил свой путь. Мы остались у обочины с дорожными пледами в руках.
Я ожидал, что Холмс вернется к входу в Хартсдин-мэнор, но вместо этого он пошел в обратную сторону и, найдя в густой живой изгороди щель, пролез в нее.
За изгородью стоял лес, который, по-видимому, образовывал часть границы с этой стороны имения; когда мы пересекли его, я увидел за деревьями массивную громаду дома. Вернее, это было, судя по крутым фронтонам и крыше неправильной формы, старое тюдоровских времен крыло, о котором говорил Холмс.
На опушке леса, откуда была отчетлива видна эта часть дома, Холмс остановился и уселся на поваленный ствол дерева.
– А теперь, дружище, мы должны подождать развития событий, – прошептал он.
Мой друг сказал это таким тоном, что я не стал спрашивать, какие события он имеет в виду, и молча уселся рядом с ним.
Это была долгая вахта на ужасном холоде – правда, пледы немного согревали нас.
Миновало одиннадцать часов, потом половина двенадцатого, о чем возвестил звук колокола, донесшийся с конюшни.
Время близилось к полуночи, когда обнаружились первые признаки жизни в затемненном крыле Хартсдин-мэнора.
В ту минуту, когда я уже начинал думать, что мы сторожим тут впустую, в одном из окон забрезжил желтый свет. Сначала он колебался, а потом замер, словно кто-то внес в комнату лампу и поставил ее. Вскоре после этого свет засиял и в соседнем окне, а за стеклом появилась фигура. Даже на таком расстоянии был хорошо виден массивный силуэт.
В следующую минуту по очереди погасли оба окна, как будто задернули тяжелые портьеры или закрыли ставни, и фасад снова погрузился в темноту.
– Пойдемте, Уотсон, – тихо произнес Холмс. – Я видел достаточно.
Вероятно, долгое ожидание закончилось.
Мы прошли полмили до виллы «Уиндикот» бодрым шагом, стараясь согреться. Холмс опережал меня на полшага, и его длинная черная