прошипел:
«Хорошо, успокойся, пойдём, на улице расскажешь».
Минут через пять, сдав книги и одевшись, мы вышли в настоящую осеннюю слякоть. Было неуютно, моросил косой дождь, дул пронизывающий ветер. Какая- то грязная темнота облепила нас со всех сторон. Но, как ни странно, такая погода подействовала отрезвляюще. После довольно тяжёлой атмосферы, царившей в библиотеке, здесь, в уличной неразберихе, несмотря на всю её сумятицу и сырость, дышалось довольно легко. Свой тон я всё- таки переменить не смог, и, сразу же накинулся на друга. С нескрываемым раздражением принялся его поучать.
«Ты, что с ума сходишь? Идиот. Очнись. Ты советский комсомолец. Тебе двадцать лет уже. Пора повзрослеть. Дубина. Что ты пытаешься доказать? И кому? Мне? Себе? Понимаю, эта женщина, может быть, такая же странная, как и та…в степи».
Здесь я осёкся, осознав, что сболтнул явно лишнее, и что слова эти могут оскорбить моего товарища. Я не ошибся.
«Не смей!» – теперь уже заорал Игорь – «не смей их оскорблять, слышишь!!!.. Я тебя предупреждаю».
Потоки воды лились на нас с небес, а мы стояли и размахивали друг перед другом кулаками. Вполне вероятно, что со стороны нас принимали за двух подвыпивших парней, выясняющих отношения, которые через несколько мгновений вцепятся и начнут яростно колотить друг друга. Поэтому редкие прохожие нас обходили. В тот момент я был ужасно раздражён непонятным упрямством и, как мне казалось, беспросветной тупостью своего товарища. В конце концов, разве трудно ему ответить? Но здесь прежняя обидная мысль завертела мою промёрзшую душу.
«Он знает больше, чем я. Ему больше везёт. А чем, собственно, он это заслужил? Почему, именно ЕМУ такая честь быть выбранным ЕЮ? Хотя, кто знает, почему, по каким таким неведомым причинам люди влюбляются друг в друга и разве любовь обязательно необходимо заслужить? И любит ли она его? И, вообще, что такое любовь? Может, это и есть самая главная иллюзия на свете? И разве эта иллюзия доставляет только радость? Пожалуй, страданий в ней не меньше. И уж тем более, довольно глупо обвинять Игоря в каких- то неясностях, недосказанных мыслях, потому что он, видно, сам далеко не всё понимает в том, что с ним происходит. А если даже понимает, то объяснить не может».
Именно в те мгновения, всмотревшись в красноватые от бессонницы глаза своего товарища, я смог в очередной раз ощутить, что не всё, происходящее с нами, можно объяснить с помощью обыденных слов и выражений. Видимо, мы сами ИЗМЕНИЛИСЬ после тех событий, но только не верим в это.
Поэтому, решил я, необходимо как можно быстрее успокоиться и вникнуть в то, что всё- таки произошло. Я замолчал, и мы побрели со своим другом по мокрым улицам, стараясь не смотреть по сторонам. Мы, словно, стеснялись друг друга. Минут через семь – восемь я немного успокоился и попросил Игоря не торопясь рассказать то, что он услышал от женщины, пережившей в детстве фашистскую оккупацию. И здесь Игорь принялся оживлённо и довольно логично выкладывать всю полученную им информацию.
«Мы, Жека, зашли с ней в её служебку. Она усадила меня на стул и предложила чаю. Я, естественно, отказался.