жаждал мести. В конце сцены его приняли в «Иргун».
Гурни выключил плеер.
– Итак, – произнес он, – что вы поняли из этой истории?
– Что в кино допросы идут легко, – хмыкнул Фальконе.
– И быстро, – подхватил кто-то из заднего ряда.
Гурни кивнул.
– В кино события всегда развиваются более линейно, чем в реальности, и гораздо стремительнее. Но в этой сцене есть кое-что еще. Если вспомнить ее месяц спустя – как думаете, что именно всплывет в вашей памяти?
– Что пацана опустили, – ответил широкоплечий коп, сидевший рядом с Фальконе.
По залу пронесся гул одобрения, за которым потянулись и другие ответы.
– И как он сорвался в конце допроса.
– Ну да, как он заныл, когда сбили весь пафос.
– Забавно, – произнесла единственная в зале темнокожая слушательница. – Он думает, что его возьмут в «Иргун», если соврет, а его берут, когда он признается в правде. Кстати, а что это вообще за «Иргун»?
В зале засмеялись.
– Так, – произнес Гурни, – давайте все-таки рассмотрим сюжет детальнее. Наивный парень хочет стать членом организации и рассказывает про себя сказку, чтобы выглядеть крутым. Бывалый собеседник видит его насквозь и сперва тычет носом в ложь, а потом выуживает из него правду. И именно эта жуткая правда делает его идеальным кандидатом в фанатики, так что «Иргун» принимает его в свои ряды. Это достоверное описание того, что вы видели?
По залу прошелся чуть неуверенный, но в целом одобрительный гул.
– Может, кому-то показалось, что смысл сцены в другом?
Звезда с испанским акцентом явно боролась с желанием что-то сказать, и Гурни, заметив это, улыбнулся. Это придало ей смелости.
– Не то чтобы вы не правы, и наверняка по сценарию все должно быть, как вы описываете. Только на реальном допросе все было бы не так однозначно.
– Я что-то сейчас не въехал, – буркнул кто-то.
– Сейчас въедешь, – отозвалась девушка, охотно принимая вызов. – Вообще-то нет прямых доказательств, что вторая история правдивее первой. Ну, чувак зарыдал, заявил, что его, пардон, трахнули в жопу.
«Ах я бедненький-несчастненький, никакой я не герой, а жертва, меня заставили сосать нацистские члены». Но с чего мы решили, что эта история не такая же ложь, как и первая? Может, «жертва» умнее, чем кажется.
Обалдеть, подумал Гурни, она снова просекла фишку первой. Он помолчал, позволяя озвученной версии произвести нужное впечатление, а затем произнес:
– Вот мы и возвращаемся к тому, с чего начали. Почему мы верим в то, во что верим? Как проницательно подметила офицер, ничто не указывает на то, что вторая версия допрашиваемого – правда. Однако комиссар ему поверил. Почему?
Вариантов было несколько.
– Иногда просто нутром чуешь, что к чему.
– Или это был по всем признакам честный срыв. Если бы он перед вами такое закатил, вы бы тоже поверили.
– В реальности комиссар на допросе всегда хотя бы отчасти