Что делается с людьми! Совсем все свихнулись! Эти газеты ещё никого до добра не довели! Сыты мы по горло всем этим! Сыты!
И добавила:
– Нет уж! Большое спасибо! Мы и пешком постоим!
И вся троица довольно заржала.
Ничего глупее моего нынешнего положения быть не могло. Хуже всего было то, что, кажется, они не испытывали желания дальше разговаривать со мной! Дурни стоеросовые! От досады я потупился и пытался найти нужные слова, но не находил. Я открыл рот, пытаясь начать новый разговор. Мне надо было рассказать им всё, но слова внезапно застряли в горле. У меня ничего не получилось, и в этом виноват был я сам. Изо рта стали вырываться какие-то обрывки хриплых слов, и они стали просто ржать надо мной, как потешаются над пьяным, стоящим на карачках и пытающимся что-то сказать.
Наконец у меня получилось сказать какую-то полноценную фразу.
– Вам ещё предстоит услышать об этом! И это может не понравиться вам! – отчаянно завопил я и бросился домой.
Мой измученный вид ошарашил мою жену. Она отшатнулась от меня в величайшем удивлении и посторонилась, ничего не говоря. Я тоже ничего не сказал ей. Просто прошёл на кухню, упал на стул, опрокинул бокал с виски и, немного посидев, придя в себя и собравшись с мыслями, подробно рассказал ей обо всём, что видел и прочувствовал во время моего приключения на пустыре. Мы сидели на кухне и молчали. Хотя подали обед, нам теперь было не до него.
– Но во всём этом есть и хорошая сторона… – неуверенно пискнул я, пытаясь успокоить жену, – Это самые медлительные, неповоротливые твари, с какими мне пришлось столкнуться за всю мою жизнь.
Жена осталась безучастной.
– Да, они как-то ползали и перемещались в этой яме, но даже выползти из неё представляло для них непреодолимую задачу! Им как-то удалось выползти из неё, и они убили тех, кто толпился на краю, но чтобы они могли перемещаться на значительные расстояния… Нет, это полный бред! Такого просто не может быть! Знаешь, это трудно описать, они ужаснее всяких слов!
Я напрасно так травмировал мою жену! Кажется, она слишком прониклась моими страхами!
– Дорогой! Прошу тебя, ради бога, не волнуйся, не надо об этом больше ни слова! – воскликнула она, каменея и положила руку мне на лоб.
– Несчастный Огильви! – прошептал я, – Невозможно поверить, что мы тут разговариваем, а он лежит там, и он мёртв!
К счастью, жена не стала вызывать психиатра, и сразу поверила мне. Лицо её было смертельно бледно, и я не нашёл ничего лучшего, чем прекратить всякие разговоры.
Мы долго молчали, забыв об обеде.
– Нет! – вдруг сказала она, – Они неминуемо придут! Они скоро будут здесь! – как заведённая, твердила она.
Я всегда считал, что с женской интуицией не поспорят никакие приборы, и если женщина что-то вбила в голову, то под этим всегда что-то есть.
Я спешно налил ей вина, она выпила, и я занялся успокоительными разговорами. Не знаю, пытался ли