снился. И вот теперь он объявился. Шаман всё верно предсказал.
«Мне малый нужен, нежный и слюнявый. Люблю до страсти я таких, когда они все убегают, а я ловлю, сопливых вот таких.
Бери ж меня скорее, милый, судьбой предсказанный ты мне. Тебя тогда сняла с вершины! Не узнаёшь меня? Ведь это я – Хьюоовина твоя!»
В порыве страсти неудержной, руки выставив вперёд, к принцу молодому якутка чёрная идёт.
«Но ты жена Шамана! Тебя я не люблю! Потерял я луг цветочный, счастье там своё ищу!»
«Ошибаешься сопливый, конь сюда тебя принёс! Вижу счастье с морды смыло, не туда видать занёс».
Конь заржал, хотел лягнуться, но копыта приросли. От Шамана чары взяла в руки девичьи свои.
Оседлав понурого Пегаса, в Митюше волю подавив, повела коня на выход, юный принц был так ей мил.
Укрощённый конь послушно нёс двоих в её сарай. Светлый месяц равнодушно путь счастливой освещал.
«Ооо…! Какое же паскудство, я ещё совсем так мал! Для любовного искусства не хочу идти в сарай!»
Девка спрыгнула борзая, в зад Пегасу дав ногой. Митю тростью зацепила, потащила за собой.
Распахнулися ворота! Не видать ни зги! Слышно только: «Мне охота, ну давай же, ну бери!»
Не обученный искусству, Митя в стенку спину вжал, а у рта его так вкусно голос нежный задрожал.
Фрак блестящий на пол рухнул, трость с цилиндром в стороне, лишь с подтяжками якутка не совладала в темноте.
Свет вдруг ярко засветился, образ страшный сзади встал, и Шаман с наследственным искусством правой «колотухой» в «бубен» дал!
Колокольцы, искр снопы, всё смешалось в голове. Только чёрные галоши засверкали в высоте!».
Конец сна.
Эльбрус Эверестович орал! Орал с поднятыми вверх ногами, на которых свисало лёгкое, летнее одеяло, левая рука, сжатая в кулак, закрыла подбитый глаз, и обильный пот покрыл давно небритое, заросшее густой щетиной худое, смуглое лицо. Он понял, когда открыл правый глаз, что орёт уже давно, рядом стояла Ганна Остаповна и растерянный Пашка. Она вытолкала сына из комнаты и плотно закрыла за ним дверь.
– Всё хорошо, всё хорошо Эльбрус Эверестович, – ласково гладила по плечу коренная киевлянка, в речи которой невозможно было выделить её происхождение. Сорокачетырёхлетняя дородная, красивая хохлушка, всегда говорила с местными на правильном, чистом русском языке.
– Это сон! Просто кошмарный сон, и после всех Ваших приключений и передряг, в которые Вы угодили, он обязательно должен присниться. Да что я Вас учить буду, Вы и сами всё хорошо знаете! Через два часа я сделаю укол, и Вы уснёте, забудетесь, и сны хорошие придут, – она положила свою пухленькую, тёплую руку на его руку, улыбнулась и вышла, тихо прикрыв двери.
VII
Хозяйка ушла, а у него не выходил из головы этот кошмарный сон- сказка, и самое удивительное, что это была правда! Всё, что он недавно пережил и как раньше жил, всё, почти всё, показал сон. Глаз сильно болел, вместо Шамана сам себе врезал ещё раз и в тот же глаз, а по каким заслугам,