интимность. Тайные прикосновения. Ласки. Порочный круг. Снова росчерк пера. На сей раз дрозд щебечет свою песню не столь весело, как прежде. Сквозь густые кроны кипариса светит мятная луна. Такая же, как и прежде, или вечно новая. Сияющая и слепая, как моя память.
Эти лица, теряющиеся во мраке прошлого. Всё те же и всё время новые. Улыбки стали напряжённей, но огонёк в глазах ещё не исчез. Просто это люди, проходящие по жизни где-то рядом со мной. Литература, пожалуй, единственное, что удерживало меня от падения. Какие бездны я пропустил благодаря своему литературному творчеству? Каких высот я достиг вопреки ему?
Простой росчерк пера выводит мою родословную. Шевалье, виконт, министр и литератор. Или так – литератор и виконт. Или просто – Шатобриан, ведь это имя уже давно на слуху у всех. Или почти всех. Наш древний герб соединил в себе пассионарность крестовых походов и изысканность аристократической жизни в условиях небывалого комфорта в родовом замке Комбур. Мой предок, Жоффрей де Шатобриан, сеял золото так, как он это понимал, и разместил на своём родовом гербе золотые сосновые шишки, впоследствии сменившиеся на золотые королевские лилии. Я не снискал ни шишек, ни лилий, однажды получив в руки от отца меч нашего предка, который в тот же день я обменял у судьбы на гусиное перо, которым и пишу сейчас эти пространные вещи, достойные то ли вечности, то ли забвения. Всё это игра, но такая игра, правил которой мы не знаем. Я просто хочу знать замысел Бога, всё остальное всего лишь детали.
Однако, голод не тётка, пора и честь знать. Холодный цыплёнок, бриошь и шабли. Великолепие скромной трапезы вечного холостяка и затворника.
Снова глоток вина и новый росчерк пера. О чём теперь поведает миру моё гусиное перо? Может быть, сны про императора, которые приснились вашему покорному слуге в ночь на тридцатое марта 1792 года, в то жуткое время, когда над сонной бухтой в Сен-Мало разразился преужаснейший шторм и многие лодки были снесены в море. Я помню, как мерцала свеча и как мои глаза закрывались, готовые увидеть иную реальность. Я уснул. Новый росчерк пера и снова я вижу эти картины, приводящие меня в трепет. Немного вина, чтобы согреться и я продолжаю. Это история другого человека, увиденная мной во сне. По скрипу гусиного пера вы догадаетесь о том, что я её записал в своём дневнике.
Бывают сновидения подобные легкому дуновению сирокко над прибрежной полосой океана или над прозрачной галькой пляжной линии Адриатического моря в Бриндизи: они столь мягкие и изысканные, что ищешь любым способом продолжения этого сна, столь внезапно прервавшегося и ускользающего в небытие. Но все напрасно, сколь не прискорбен этот факт: взамен тому будоражащему душу сказочному сновидению являются лишь бледные тени воистину гипнотических шедевров, растаявших навсегда.
Однако, сны Императора были совсем иного рода: они были яркими и гиперреалистичными, особенно здесь, в поместье Лонгвуд, где майский сад был полон умопомрачительных ароматов жимолости, чайных роз и пряного померанца.
Что за сны тревожили