на дверь. – Прошу вас, София, идите! Там сегодня министерский представитель, всё очень-очень-ОЧЕНЬ серьёзно!
София виновато посмотрела на Надю.
– Иди, – кивнула она, и Николай Евгеньевич с облегчением выдохнул.
– Ты справишься? – София вдруг протянула руку в утешительном жесте, но вовремя остановила себя. – Думаешь, я должна быть там?..
– Я бы всё за это отдала, – холодно сказала Надежда и шагнула на ступеньки. – Но сегодня он сам себя во всём обвинит.
– Надя! – София отчаянно замотала головой. – Что ты говоришь, зачем?!
– Вот в таких решениях и познаются родители, – продолжала Надя, глядя под ноги. – Мы остаёмся рядом, даже когда всё катится к чёрту. Мы тащим их назад. Мы верим в их светлое будущее сильнее, чем они сами в него верят. А ты…
– Всё, баста! – Николай нервно подтолкнул присяжную Франкс к двери.
– Я вытащу его, слышишь?
В ответ женщина хмыкнула, пожала плечами.
– Ты пытаешься спасти свою веру в этот мир, а не моего сына.
Николай взглянул на часы и почти завопил от своей беспомощности. София зашла внутрь, и он с силой закрыл за ней дверь. Надя продолжала стоять на ступенях спиной к нему.
Этому холодному, сильному мужчине было очень её жаль. Он ведь тоже был родителем, он тоже любил и терял. Он был человеком. Они были так похожи.
Николай Малеев знал Надежду Соло ещё студенткой.
Двадцать пять лет назад он принял её на работу в свой Суд, а на днях рекомендовал Министерству как кандидата на место начальника Суда после своей отставки. Он боялся в этом признаться, но привязался к Наде. Он не имел на это права, но восхищался её мудростью и принципиальностью.
Николай Евгеньевич мог бы как-нибудь ей помочь, но Кодекс давно стал для него выше человеческих отношений. Служба заменила ему семью, дружбу и совесть. И, собравшись с силами, он вытянул руку в сторону служебной парковки. Ветер коснулся его холодных пальцев.
– Уходи, прошу, иначе… – сглотнул он, – ты знаешь.
Надя и не собиралась оставаться здесь дольше.
Она молча спустилась с лестницы, сделала глубокий вдох. Город пах как-то необычно, в воздухе висело напряжение. Надя постаралась вспомнить сына: его юношескую весёлость, лёгкость жить. Таким она его помнила. Что она упустила?
С фотографии, вклеенной в дело, на Надю смотрел уставший, опрокинутый взрослый. Таким он и хотел стать, чтобы помериться с ними силами? Он, что же, совсем её не любил?
«Ты выиграл, Леон».
Сегодня был первый надин выходной за долгое время, и она хотела навестить старшую дочь. Но планы рухнули, как только она открыла папку с предстоящим делом, как только увидела фотографию сына, прочитала фамилию человека, который обнаружил это преступление. А потом город оглушил гудок поезда, и люди ринулись на площадь.
Всё вдруг перестало существовать, замерло, затаило дыхание в ожидании надиной реакции. Леон вернулся домой, но вернулся не так, как