но и он боролся за свою репутацию не просто так.
Недавно начальнику Суда исполнилось семьдесят лет.
Он был сутулый, седой и бледный под стать своему возрасту, но во всём его теле продолжала существовать невидимая сила. Мужчина, как никто другой, умел требовать, хвалить и наказывать. К нему прислушивались. Николай Малеев работал в Суде уже тридцать лет и за это время стал городской легендой, но потерял больше, чем приобрёл.
– Полагаю, ты приехала на машине… – рассеянно произнёс мужчина, стоя слишком близко.
Надя кивнула, глядя в сторону площади. Она прекрасно понимала, как сложно ему даётся этот разговор, она жалела его, она очень хотела бы всё это прекратить, но нарочно молчала.
Она заслуживала большего.
– Значит ты видела машину Тома, – было непонятно, вопрос это или утверждение. – Он здесь, Надя. Это к лучшему.
Эта фраза была припрятана, как козырь в рукаве. Большего Николай просто не мог дать. Но ничего не получилось.
При упоминании этого имени плечи Нади медленно поднялись и опустились. Она выдохнула и посмотрела на начальника Суда, и по взгляду этих прекрасных карих глазах Николай понял, что сказал что-то лишнее. Сморозил чепуху.
Надя покачала головой.
На ней был форменный пиджак с серебряной эмблемой Суда, который она накинула поверх строгого повседневного платья. Старик грустно улыбнулся. Как сказала эта молодая женщина двадцать пять лет назад «Я никогда не появлюсь в Суде не в форме», так и продолжала держать своё слово.
Это была та черта, по которой Николай и выбрал её из всех претендентов на должность главного Судьи: она всегда говорила прямо о своих принципах и никогда их не нарушала. Надежда Соло соблюдала Кодекс от начала и до конца.
«И вот, – подумал мужчина, – она пришла, хоть и знает, что родственникам подсудимого нельзя присутствовать на заседании ни под каким предлогом».
– Прошу, Надя, уходи.
– Надя, – женский голос заставил её резко обернуться, и густые каштановые волосы хлестнули начальника Суда по лицу. – Надя!
Николай в негодовании обхватил голову руками.
«Только не это, пожалуйста. Я не выдержу».
Женщина в форме присяжного стояла в тени деревьев и смотрела прямо на них. Мужчина зло сощурился и замахал руками, умоляя её говорить потише. На площади ещё оставались люди из отдела контроля Министерства, а Николай очень боялся за свою репутацию.
По правилам он сразу должен был заявить о Наде. Здесь были все признаки превышения допустимого уровня отрицательных эмоций. «Мать на пороге здания Суда, где проходит заседание по делу её совершеннолетнего ребёнка», – так и было написано в Кодексе.
– София! – прошипел Николай, когда женщина поднялась на крыльцо. – Почему вы не в зале?!
Женщина испуганно посмотрела на Надю, пытаясь понять, насколько несчастной та себя чувствует. От этого зависело, что она позволит чувствовать самой себе.
Надя