Он стал тем человеком, который беседует с подозреваемым перед отправкой в суд, рассказывает им о правилах поведения и о возможном развитии их дела.
Вся его жизнь заключалась в поездках по стране, ночёвках в мотелях и завтраках в дешёвых забегаловках. Приезжаешь по вызову психолога, получаешь от него протокол беседы с подозреваемым и на основании всех улик принимаешь решение, в какой суд отправить очередного несчастного: справится окружной или нужно подключать центр. Работа не особо амбициозная и очень низкооплачиваемая, но зато и не пыльная, без всех этих мучительных заседаний, собраний и бумажной волокиты. То, что нужно для человека, который не любит сидеть на одном месте.
Том давно не был дома и сегодня приехал в город на рассвете, на пункте досмотра показал полицейским удостоверение работника Министерства и результаты последнего тестирования эмоций. Он надеялся, что окажется здесь и останется равнодушным, но теперь смотрел на плакат и чувствовал тот самый безысходный страх.
Том прислушался к себе: сердце в панике колотилось о грудную клетку, вдруг не выдержит. Отец умер от сердечного приступа, и врачи предупредили Тома, чтобы тот задумался о собственном здоровье. Это было три года назад, и за это время сердце ни разу не подвело Тома, всегда было послушным и внимательным. Но сегодня, накануне слушания, которое предстояло вести Тому в роли судьи, он впервые испугался по-настоящему.
В висках стучало, во рту стоял какой-то металлический привкус. Будет так глупо умереть прямо в день заседания. А может быть это станет лучшим выходом из сложившейся ситуации.
Том прошёл в гостиную и положил чёрную папку на стол. В темноте комнаты она стала невидимой. Мужчина потёр вспотевшие ладони и убрал документы о продаже дома в верхний ящик стола.
Пора было со всем этим заканчивать: с этим городом, с этим домом и с этой безумной любовью.
Дом был хороший: два этажа, большие комнаты, аккуратная деревянная лестница. Огромный отцовский стол, будто бы вырезанный из цельного ствола дерева, стоял в углу гостиной. Спустя столько лет столешница, кажется, всё ещё пахла табаком и готова была унести в вечность прикосновения намозоленных рук. Сбитые края напоминали о том, как часто эту громадину передвигали из одной комнаты в другую под ворчание матери, которая больше всего на свете любила свободу. Она бросала мужу «Я ведь однажды сожгу это произведение искусства!», а он улыбался, глядя, как она бегает за рабочими, прикрывая собой дверные косяки.
Отец был прав: любовь сильнее страха.
Том постучал по столешнице, и в ту же секунду, будто бы эхом, раздался стук в дверь. На часах было шесть утра. Мужчина медленно вышел в коридор и прислушался. В дверь ещё раз постучали.
Том посмотрел в глазок и увидел женщину, которая стояла на крыльце его дома. Она переминалась с ноги на ногу и то и дело оглядывалась на дорогу. Страх сковал мысли, и только тело как-то бессознательно подалось вперёд, дёрнуло за дверную