абсолютизм, получил на Западе прозвище «Ужасного» (Terible). Ученый люд романо-германской цивилизации предпочел умолчать о том, против кого была направлена «гроза» государевой власти, выставив царя неким безумцем. Ведь тогда бы пришлось говорить о политической власти России в контексте ее борьбы с непримиримой оппозицией, опирающейся на совершенно иной набор ценностей и целей, нежели тот, что был на вооружении господствующей политической силы. В первую очередь здесь речь пошла бы о политическом движении, проникшем на территорию Россию с Запада, создавшем так называемое «Новое учение» и стремящемся через него изнутри уничтожить последнее православное государство. Одновременно был бы поднят вопрос о «нестяжателях», решивших отказаться от всякой политической борьбы с враждебными православной государственности религиозно-политическими теориями и равнодушно взирающих на выгодную всем соседним державам гибель последнего суверенного оплота мирового православия. Заодно с этим пришлось бы решать важную проблему борьбы центральной власти с крупными феодалами типа Андрея Курбского, мечтающими (пусть даже ценой государственной измены) вернуться к удельно-княжеским порядкам и «распилить» собранную воедино Россию на удельные княжества.
Не обошлось бы и без серьезного анализа тяжелейшей Ливонской войны, которую вела Россия на трех фронтах (с протестантами, католиками и мусульманами), с честью ее выдержала, доказав свою социально-политическую жизнеспособность в качестве великой и самобытной державы мирового уровня. Причем непременно пришлось бы указать, что если бы власти не довелось воевать с оппозицией, откровенно предававшей государственные интересы ради реализации своих политических чаяний, то результаты войны могли быть куда более выгодными не только для России, но и для православных народов Белоруссии и Украины, томившихся под властью католической Литвы и Польши.
Сделав из самодержавно-соборной России политического монстра, ее стали подавать широким массам как неэффективное, отсталое государство [2], несмотря на то, что она «последние шесть веков, в отличие от остальных континентальных европейских стран, была максимально самостоятельной и свободной (кроме краткосрочных эпизодов)» [3].
По той же причине в качестве «вопиющего» зла, якобы порожденного «больной» политической культурой славяно-православной цивилизации, стал выставляться румынский воевода Дракула, хотя сохранившееся его жизнеописание, составленное приблизительно пятьсот лет назад, никак не вяжется с тем образом, что предлагает нам Запад. Пресловутое безумство православных правителей обязано было играть роль «злой» альтернативы «разумному» Западу и тем самым оправдывать его право навязывать России и всему восточно-христианскому миру новый порядок, а вместе с ним новую политическую культуру и новый язык мышления. Ведь, научившись говорить и думать на языке иного мира, отечественная наука перестает быть носительницей собственной