на семинарах и экзаменах. Берг еще вчера пришел к выводу, что большая часть предостережений бывалых людей, побывавших в России, во многом навеяны старыми мифами времен холодной войны. Россия стала другая, отличная от той прежней России, о которой рассказывал ему отец.
Хотя… Хотя, может, его убеждение базируется на ностальгическом представлении о родине предков? Вряд ли он сам в обозримом будущем вернется в эту страну насовсем – слишком она была чужой и холодной. Но думать плохо о Родине просто нельзя! Этой сентенцией отец часто завершал свои воспоминания. Эта же мысль Майклу Бергу попадалась и в дневниковых записях его деда и прадеда. Отец сумел сберечь эти дневники в сумасшедшее лихолетье довоенных лет. И оставил сыну вместе с дедовскими и прадедовскими свои записки.
Его дневники не были опечатаны и не хранились у педантичных адвокатов или в надежных банковских хранилищах – но у Майкла и мысли никогда не было достать эти три тетрадки из домашнего сейфа и прочесть. До нового столетия оставалось, в конце концов, совсем немного – можно и потерпеть!
Директора Сахалинского областного архива интересовали его русские корни – логично и объяснимо, он же историк! Да и Майклу скрывать было нечего. Скорее уж наоборот: он гордился тем, что, в отличие от многих прочих современников, знает биографию своих предков хотя бы до третьего колена.
Его прадед, носивший имя Михаила, служил по военной части, в Саперном лейб-гвардии батальоне, подшефном брату царя Александра II. В 17 лет отправился добровольцем в Туркестанские походы генерала Кауфмана, заработал свои награды – первые и, как потом оказалось, последние. Ордена Св. Анны и Св. Станислава. Впереди была вторая Турецкая кампания – однако Михаил Берг волею судьбы на нее не попал. Случайная встреча в Париже с посланником Эномото, направлявшимся в Россию, положила начало странной для многих дружбы японского вице-адмирала и прапорщика-сапера, делопроизводителя батальона. Ради этой дружбы, чувствуя нависшую над другом опасность, его дед ринулся вслед за врагом Эномото в Европу, проследил за ним, разгадал замыслы и… едва не погиб, вызвав явно превосходящего его соперника на смертельный поединок.
Прадед, начавший писать дневник во время излечения, в замке монахов-паулинов где-то в южной Польше, подробно описал этот поединок, состоявшийся на крыше вагона мчащегося поезда. Вернее, не ход самого поединка, а свои ощущения нескольких минут перед его началом. Майкл много раз перечитывал это место, пытаясь разглядеть секрет истоков несомненного литературного дарования предка. Прадед сумел несколькими фразами, избегая громких слов и выспренности, передать и юношеский восторг своей решительностью, и прагматичность рассуждений о неизбежном для него финале поединка…
Следующие несколько страниц своего дневника Михаил Берг писал со слов тех, кто сумел его выходить после страшной раны и ампутации левой руки. И не только выходить, но и спасти от гнева царя-самодержца, бросившего на розыск «отступника от присяги» всю мощь полиции империи. Александр Второй