и «выдержанная тактика» Русской секции Интернационала оказались не в состоянии стать примером «для всего российского движения», последнее развивалось другим путем, более трудным, зигзагообразным, но зато и более основательным.
Таким образом, идеология «действенного народничества» – не просто «уклонение» с пути Чернышевского, не просто ошибка, которую можно трактовать в моралистическом плане и осуждать задним числом, стоя на точке зрения более высокой теории. Ее можно и нужно рассматривать как своеобразный исторический «предел» учения, историческую форму развития революционной теории от утопии к науке. В русле этого движения неслучайно впервые наметился поворот русской общественной мысли к марксизму: только там, где есть беззаветный интеллектуальный поиск, плоть от плоти невиданного революционного героизма, неслыханные муки жертв, только там могли возникнуть новые точки роста теории, появиться сама потребность в изменении формы политического мышления. В мучениях решения проблемы социалистической революции народническое движение изменило и себя и свою цель.
Татьяна Сабурова, Бен Эклоф[31]. Народничество как мировоззрение и образ жизни: выходя за рамки идеологических категорий
В 1921 году приглашенная в Петровско-Разумовскую академию знаменитая Вера Фигнер, провозглашенная «иконой русской революции», столкнулась с неожиданной для нее ситуацией, фактически брошенным вызовом. В письме Михаилу Новорусскому она с горечью писала: «Мне подали штук 15-20 записок. Но было поздно, и я их там не читала, да и знала вперед, что будут запросы, на которые не очень охотно отвечала бы. Уж не раз случалось: „Каково мое отношение к существующему строю?“ или „Почему я не примыкаю к господствующей партии?“ Но я не ожидала, что в числе прочитанных дома записок будут, после моего выступления о „Народной воле“ и ее историческом значении, заявления: „ваши усилия были напрасны, ваши силы были употреблены нецелесообразно, остались без результата“ и т. д.[32] [курсив наш. – Т. С., Б. Э.]». Народники, считавшие себя «старыми революционерами», очень скоро оказались вынуждены доказывать не только право на существование в новом советском обществе, но и право на память о народничестве как части революционного движения в России.
Случай, описанный Фигнер, оказался отчасти пророческим, показав, что произойдет с историей ее поколения в недалеком будущем. Сначала отодвинутые в истории революционного движения на задний план как не поднявшиеся до осознания марксизма и исторической роли пролетариата, а затем фактически забытые, стертые из исторической памяти в период сталинизма, народники получили если не такое же, то не менее незаслуженное отношение и на Западе, где вместо умаления их роли в общественном движении народничество – этот сложный и существующий на протяжении длительного времени феномен – было сведено к карикатурному изображению, жесткой идеологической схеме и личности террориста. Почему