а затем потерять веру в самого себя», – пришло в голову Тамаре.
– Ну что, – сказала Света спустя время, видимо, угадав, о чём она думает, – всё ещё хочешь вступить и умирать здесь вместе со всеми? Здесь больше нет того, что было при папе.
Она сделала несколько шагов по залу, продолжая негромко говорить:
– Мне очень больно наблюдать, как последние люди, которые ещё надеются на что-то, каждый раз приходят сюда, бегают глазами, и никогда не находят того, что ищут. Большинство из тех, кто был, махнули рукой, сказали: нет здесь больше ничего, развернулись и ушли. Но хуже них – только те, кто приходит и даже не думает ничего ставить и ничему учиться. Просто маются дурью, как идиоты. И сделать с ними ничего нельзя, потому что тогда «Стаккато» вообще без участников останется… Вот я и решила, что сегодня съезжу сюда в последний раз, а в понедельник отчитаюсь в организацию о закрытии клуба, и помещение опечатают. Всё равно мы не сможем поставить здесь спектакли… Я хотела просто покончить с этим, – вздохнула она, завершив монолог.
Тамара, слушая её, приложила ладонь к лакированной стенке старого шкафа и сказала:
– Гардеробус…
– Что? – не поняла Света.
Тамара повернула к ней голову.
– Не делай этого. Не закрывай клуб. Ещё можно всё исправить.
– Ты не представляешь, как долго мы пытались.
– Но здесь не было меня.
– Ты кем вообще себя считаешь? – устало спросила Света, которой, кажется, уже надоедало спорить. – Что такого ты можешь сделать, чтобы «Стаккато» снова ожил?
– Поставить спектакль, – спокойно сказала Тамара.
– Ты умеешь это делать?
– Нет, не умею.
– Ну и о чём тогда вообще речь?
– Света, послушай меня, – Тамара быстро, насколько могла, подошла к девушке (Стикер гулко стукал об пол, действительно изрекая настоящее суетливое стаккато). – Я уже поняла, что ты сильно отчаялась, что уже ни во что не веришь. Но тогда и терять тебе нечего. Позволь, я попробую что-то сделать. Привести людей. Поставить спектакль. Сделать так, чтобы здесь снова что-то было. Так же, как при твоём папе, не будет никогда, но, может быть, будет по-другому.
– Но ты же ничего не умеешь… – уже не очень уверенно сказала Света.
– Ну так научите меня всему, чему возможно. И всех, кто со мной придёт. И мы поставим спектакль, сыграем на сцене, и тогда «Стаккато»…
– Хватит.
Света тяжко вздохнула.
– Мы открыты с понедельника по пятницу, с десяти до шести. Срок у тебя – неделя. Если за неделю приведёшь сюда как минимум пятерых человек – я тебе поверю.
Тамара кивнула как никогда серьёзно:
– По рукам!
– Утомлённое со-о-олнце-е, – напевала на всю квартиру Ефросинья Семёновна и раскатистый голос её было слышно даже за дверью, – нежно с морем проща-а-а-алось, ты сегодня призна-а-а-а-ала-а-ась… – она открыла дверь, представ перед Тамарой в своём кимоно, – что ты – мужик!
Допев свою любимую шутку из КВН,