своего собеседника. Не такой. Совсем не такой, как в прошлый раз. Под веками, в зрачках, сузившихся до черной точки, до мушки-прицела мелькнул огонек, а сами веки вдруг стали жесткокрылыми. Из-под них он посмотрел на Александра внимательнее…
«Чуть помятая рубашка, галстук, за сегодня – повязанный дважды. Пожалуй, все, но и это – красноречиво».
Федор сел и, приподняв бокал, с радушием произнес:
– За вас, Александр Петрович.
Они чокнулись. И оба выпили залпом. Не смакуя. Будто пили водку.
– Вы согласны на наши предложения? – спросил Федор Владимирович.
– Конечно, нет.
Оба снова пригубили рюмки и несколько минут посидели в тишине.
– Надеюсь, вы навели справки? – опять первым нарушил молчание Федор.
Александр вздрогнул и тут же поругал себя за то, что слишком глубоко задумался:
– Нет.
– А все-таки, может быть у вас возникли вопросы? – сейчас Федор говорил медленно, почти запинаясь, словно давал себя прервать. Однако, нет. Последний вопрос – был уже не шанс. Федор уже решил, как поступит.
– Какие справки? О чем Вы? Я изучил ваши предложения. Мне – не подходит. (О, интонация английского предложения, падающая на последнем слове. Как в обрыв. Оба её уловили).
– Ах, так, – протянул Федор. – Еще коньяку? Нет? Приятно было с вами встретиться.
Вслед за Федором встал и Александр, не веря, что разговор закончен.
– Так о чем же мы все-таки договорились? – но этот вопрос он задать не успел. Федор уже вышел.
А время? Оно просто текло и, свернув в запруду – переполняло её, чтобы затем – тут же разойтись на два, три, пять потоков, потеряв в самом себе совсем немного.
Глава 8. Нападение
– Толком и не поужинал, – проворчал Александр, выйдя на улицу.
Он почувствовал, как навалилась усталость. Она не была не подъемной, сбивающей с ног, пригибающей шею к земле, смыкающей против желания веки, нет. Легче. Значительно легче. Она накопилась в нем в течение дня, вместившего и «дела», и полтора часа «служебной любви» со Светланой, и состоявшуюся последней беседу – не такую томительную, как их предыдущая встреча, но напряженную в ожидании чего-то значительного, пронизанную бесплодными попытками разобраться в скрытом, не явном смысле происходящего, и ощущениями, что какая-то важная, имеющая собственное значение часть упущена. Это недопонимание раздражало неимоверно. Раздражение, в свою очередь, как факт, отражающий действительность, требовало мер, действий и, в конце концов, результата – устранения причины. Требовало! Взывало гласом, вопиющим в пустыне.
Он поступил по-другому.
«Я голоден и устал», – подумал он, и впечатление, что он ошибается, поступая так – не доводя анализ ситуации до прояснения, лопнуло воздушным шариком в самый тот миг, когда он, опустившись на кожаное сидение своего авто, вытянул ноги, расслабил плечи.
– Домой? – с надеждой на