– кто входил, кто уходил. Не видел! Правда?
– Нет, не видел, – промямлил официант, постепенно приходя в себя, возобновляя свою способность мыслить, начиная догадываться о том, что от него потребуют.
– Так вот, – начал объяснять Федор, – твоя задача…
Он говорил все тем же доброжелательным тоном, по-отечески увещевая и успокаивая, и тон его не вязался с той незначительной разницей в возрасте, что была между ними – шесть, семь лет от силы.
– Твоя задача – прибраться. Это не значит, что надо стирать скатерти, сжигать труп. Ты ведь про это хотел спросить? Убери второй прибор. Помой хорошенько! Со стиральным порошочком! Подотри пол. Но только с нашей стороны, мы тут наследили. И, пожалуйста, не переусердствуй – не вылизывай все тут до блеска, до стерильности. Чтобы не бросалось в глаза. А вон ту бутылочку, – Федор взглядом показал на пластиковую бутылку, разорванную в клочья взрывной волной, поглощенной ею же, и теперь валявшуюся на полу прямо у них под ногами, – уничтожь! Раскромсай её ножичком, как колбаску. Расплавь, наконец! И чтобы никто кроме нас троих никогда больше её не увидел! Понятно? – Последний вопрос прозвучал жестко, и Сергей снова вздрогнул. – А потом звони в милицию, вызывай скорую, прессу! На здоровье! Как положено! Ясно?
Вопрос был, скорее, риторическим. Федор не сомневался, что напуганный официант его понимает и беспрекословно соглашается.
Сережа механически кивнул. В его облике по-прежнему чувствовались растерянность и страх. Он давно понял, что поступит именно так, как ему советует этот молодой парень, говоривший одновременно и вежливо, и так, что он, Сергей Прототипов, сам – из неробкого десятка и не дурак, покрывается холодным потом. Да, он поступит так, как ему приказали!
Перед тем, как Федор и его новый партнер покинули место преступления, Федор посмотрел в глаза убитого им человека.
«В остекленевших глазах застыл отчаянный крик»3, – вспомнил он литературный штамп, принадлежащий не одному, а сотням авторов детективов и триллеров, и усмехнулся. Он первый раз смотрел в глаза того, кто только что расстался со своею земною жизнью и, несмотря на отсутствие предшествовавшего опыта, сразу же догадался о лжи.
«Нет, – подумал он, – глаза у мертвых не такие. Они – грязные. В них нет выражения. Оно – исчезло. В них не таятся ни страх, ни боль, ни радость, ни любовь. Все эти чувства – бессомненный, неотъемлемый атрибут жизни, иногда угасающей, но жизни, и остаются живыми. А у мертвых другие глаза: мутные, шершавые, наполненные илом».
И они ушли.
Прошлое: 1994 – 1999.
Осторожный и нежадный, предпочитающий оставаться в тени, он не раздражал. Его амбиции были удовлетворены. Определенная доля материальной независимости и комфорт, и время, которое он посвящал самому себе, – вот что стало его вознаграждением. И – достаточно? А время? Он не пытался его обогнать, обмануть. Время всегда выигрывает, знал он точно. Будущее? Оно не существует, потому что не забежать вперед. А с чем сравнить настоящее? С будущим, которое только что стало