target="_blank" rel="nofollow" href="#n11" type="note">[11]. Коридоры и лифты – что-то с чем-то, но квартира Ферди ничего, хорошая и большая, и из окна офигенный вид на Темзу и электростанцию «Баттерси».
Выйдя из дома, я с независимым видом прохожу мимо группы страшноватых на вид девчонок, которые пасутся на углу, рядом с местом, где я пристегнула велосипед. Я чувствую на себе их взгляды. Девушки стоят тихо, но я продолжаю идти, уставившись себе под ноги, и стараюсь поскорее отцепить байк. Вскочив в седло, я быстренько даю деру. Здесь, в округе, полно всяких шаек, но с ними дело обстоит так: если ты их не трогаешь, они тебя тоже не тронут. Мы – тихие инди-кидс[12] – с ними никак не пересекаемся. К счастью, этот район я знаю как свой собственный, все входы и выходы, проулки и проходные дворы. Я срезаю угол на Чикен Бакет, проезжаю по задворкам за прачечными и парикмахерскими – и через пять минут уже дома.
Пристегиваю велик рядом с домом и как ни в чем не бывало вхожу в квартиру. Как я и боялась, весь дом пропах какой-то запеканкой (кто же откажется от запеканки из микроволновки?). Я опоздала. Не сомневаюсь, мамино настроение от этого только улучшится.
– Прошу прощения! – кричу я. Хорошо бы прибавить: «Я заснула после секса с Ферди», – думаю я, чтобы уж окончательно прикончить предков.
– Торопись, – отвечает мне папа с кухни. – Твой ужин стынет.
Скинув кроссовки, я шлепаю босиком через гостиную. Они уже едят. В доме Новаков ужин никого не ждет.
– О, смотрите, – радостно вопит Милош, – это же сама Кара Делевинь!
– Я должна была обидеться? – спрашиваю я, садясь за стол.
– Даже не начинайте, – строго говорит папа.
Наклонившись, я целую его в щеку.
– Привет, тата.
Штамп, конечно, но я всегда была папиной дочкой. В самом хорошем смысле.
– Привет, кнопка, как жизнь сегодня?
Я смотрю на маму – она внезапно заинтересовалась веточкой аспарагуса.
– Они хотят подписать со мной контракт.
Это от папы я унаследовала свои «ледяные» (это выражение Сабы, а не мое) голубые глаза и черные как смоль волосы. Сейчас его глаза так и горят под густыми черными бровями.
– И что ты решила?
– Зоран, – перебивает мама. – Ей всего шестнадцать…
– Она достаточно взрослая, чтобы иметь свое мнение.
Больше мама ничего не говорит.
– Я им, кажется, понравилась. Они думают, что я могла бы сниматься для журналов и выступать на дефиле. Ух ты, картошка по-деревенски! – Я сую в рот одну дольку. Я – Хэнк Марвин.
Милош явно собирается сказать какую-то гадость, но папа каким-то образом это чувствует и предупреждающе поднимает палец, веля брату промолчать.
– Ты хочешь согласиться?
Вот это вопрос, а? Всем вопросам вопрос. Многие девочки за такую возможность готовы были бы родную бабушку продать. Но почему я не прыгаю от восторга?
– Мне кажется, – говорю я, – это хороший способ заработать приличные деньги. Так Мэгги сказала.
– Кто?
– Владелица агентства, – добавляет мама. – Такая… странная женщина.
– Но она знает, о чем говорит, – встреваю