что там иногда бесплатно кормят. Лев Арнольдович предложил гостям выпить, они оживились и даже зааплодировали.
– Аргентинское! Насыщенное! Дымные ноты! – сказал хозяин дома, разливая по стаканам вино.
Христофор и Любомир носились поблизости, кричали, прыгали, хлестали вдову и ее дочь вешалками для одежды и резиновыми динозаврами и бойко хватали с чужих тарелок оладьи.
Аксинья пару раз выбежала к нам в костюме Евы и сплясала. Зулай спряталась в уборной и не показывалась.
Вдова Пестова спросила:
– Полина, вы совсем не притрагиваетесь к алкоголю. Знаю, что на чеченской земле это грех. Но как вы тут с ума не сошли на трезвую голову? Одна из нянек умом тронулась! Всего восемь месяцев в доме Марфы Кондратьевны проработала! Так жаль девушку…
– После войны в Чечне меня трудно чем-то поразить! – ответила на это я.
Гости и Лев Арнольдович заливисто расхохотались.
Вдова Пестова пожаловалась на невестку, поминая ее недобрыми словами, а после попросила меня почитать стихи, что я и сделала, по возможности отгоняя Христофора от гостей. Поняв, что побить вешалками их не получится, Христофор набросил отцовский ремень на горло Маты Хари.
– Послушай, Завоеватель, – сказала я, – раз ты говоришь, что веришь в Бога, сейчас же прочитай молитву! Прогони демонов, которые учат тебя совершать гадости! Он озадаченно посмотрел на меня и убежал из кухни, оставив кошку в покое.
Когда гости ушли, я намекнула Льву Арнольдовичу, что у детей должен быть авторитет:
– Вы отец. Пора заняться воспитанием, потом будет поздно.
Лев Арнольдович ответил:
– Мне небо давно с овчинку! Довела меня окаянная Тюка! – после чего отправился посреди ночи к непризнанному поэту на десятый этаж, прихватив с собой бутылку коньяка.
В субботу – свой первый выходной – я пешком отправилась на ближайшую почту, расположенную за три остановки от дома. В отделении работали приветливые сотрудницы, они посетителей не гоняли, и мне удалось посидеть в тишине несколько часов.
С почты посчастливилось дозвониться до мамы, и выяснилось, что автобус, на котором она ехала из Ставрополя в Бутылино, сломался. Мама преодолела девять километров: шла сквозь январский буран пешком. В бараке ее ждала промерзшая насквозь комната, стекла в ней покрылись инеем изнутри. Коммуникации, несмотря на многочисленные просьбы, не подключили. «Только с первого апреля. Баста!» – заявили в администрации.
У мамы замерзли ноги и руки, пальцы опухли от сырости. Чеченцы, поселившиеся на окраине села, узнали, что у односельчанки нет отопления. Принесли ей термос с горячим чаем и пышки с сыром. Звали жить к себе, но она не смогла оставить собак и кошек.
– Ты деньги получила? – спросила я.
– Какие это деньги? Копейки! – отмахнулась она. – В следующий раз жду реальную помощь!
Обрадовавшись, что мама не сдается, я отправилась в центр, побродила по Пятницкой, знакомой мне по книге Леонова о Пашке-Америке. Полюбовалась на величественные здания Москвы и ее соборы с золотыми куполами.
Николя