устроенному из сложенных друг на друга почерневших стволов, с шапкой снега сверху, убедилась, что её обидчик больше не появлялся.
Успокоенная росомаха возвращалась на свой участок напрямик, по длинному распадку. Его дно было густо усеяно беличьими следами-четвёрками. На рассыпчатом снегу они представляли собой ряд нечётких ямок. Отпечатки совсем «тёпленькие», даже запах не выветрился. А вон забил белый фонтанчик: белка шишку откапывает. Выверенный прыжок – и ужин обеспечен.
Теперь можно и отдохнуть. Промяв в снежной перине удобное ложе, Пышка свернулась в клубок. Хотела было по привычке прикрыть морду пышным хвостом, но ноющая боль в его основании напомнила, что теперь хвоста нет.
Глава 3
Весна идёт
Всё имеет начало и конец. Выстуженная и прореженная морозами тайга легко и свободно пропускала сквозь прозрачные кроны берёз и лысые ветви лиственниц тёплые лучи оживающего светила. Прогретые шишечки сосен и елей оттопыривали чешуйки, и из кармашков вовсю стали выпадать спелые семена. Вращаясь вокруг оси, они разносились ветром далеко от материнских деревьев.
Капель с каждым днём набирала силу. К вечеру, когда заметно холодало, не успевшие сорваться капли замирали на сосульках, удлиняя их изо дня в день. Сам снежный покров потемнел, потяжелел, стал зернистым; ребристые надувы и пузатые сугробы осели. Небо, раздвигаясь и поднимаясь всё выше и выше, приобретало хрустальную чистоту.
Возбуждённые глухари, в предвкушении скорых смотрин, надменно выпятив чёрную с зеленовато-синим отливом грудь, прохаживались на рединах. Опуская коричневато-пепельные крылья, они то и дело чертили на снегу упругими маховыми перьями любовные послания застенчивым капалухам.
Солнце уже хорошо прогревало южные склоны, и на обнажающихся участках щетинкой пробилась молодая трава. Между трухлявых валёжин появились сморщенные, будто от старости, гномики – строчки и сморчки – первые грибы. На оголившуюся макушку муравейника вылез муравей-разведчик. Ползая по разворошённой кровле, он оценивал ущерб и прикидывал, чем в первую очередь следует заняться после пробуждения рабочих муравьёв.
Пышка, выбрав место с хорошим обзором, обычно днём подолгу дремала на подсохших проплешинах, а в сумерках отправлялась на северные, всё ещё заснеженные склоны, к горным пикам. Именно там охота была удачливей: на южных ей почему-то попадались одни ежи. Увидев росомаху, они натягивали на лоб колючий капюшон и, насторожённо выглядывая из-под него, ждали, что будет дальше. Стоило ей сделать шаг, начинали угрожающе пыхтеть, слегка подскакивать, пытаясь уколоть иглами. После того как кончик одной иглы застрял в мочке носа, Пышка к этим зверушкам не приближалась, даже если была сильно голодна.
Лишь только муравейники ожили, росомаха в самый солнцепёк, чтобы удовлетворить потребность в кислой пище, клала на кучу мохнатые лапы. Отважные муравьишки, суматошно бегая, густо облепляли их и обстреливали сотнями едких струек. Их не смущало то, что враг в тысячи