по узкому берегу и, переворачивая камни, слизывал с них ручейников. Услышав рокот мотора, поднял шарообразную голову с крохотными глазками и с любопытством разглядывал невиданное чудище. Когда буксир оказался напротив, отважно поднялся на задние лапы, вздыбил шерсть так, что стал еще крупнее, и грозно рявкнул. После чего не торопясь, с достоинством хозяина этих мест, в два прыжка заскочил на обрыв и скрылся в чаще.
Дальше русло стало загибаться, а берега сходиться. Вода закучерявилась, заплясала гребешками. Донесся подозрительный гул. Он с каждой минутой нарастал. Скорость течения заметно возросла, и капитан перешел на самый малый.
Когда вновь вышли на прямой участок, стало понятно, отчего такой гул: русло упиралось в стену с чернеющими в нижней части глубокими полостями. Река, врезаясь в нее, исчезала в промытых каналах.
Течение ускорилось так, что на смену веселым завитушкам пришли тугие конусы водоворотов и стоячие волны. Судном стало трудно управлять, да и непонятно было куда выруливать?! Назад – поздно, а к отвесным берегам не пристать.
«Неужто конец»? – мелькнуло в голове Корнея.
– Господи, спаси и сохрани! Господи, спаси и сохрани! – безостановочно шептал он, осеняя себя крестным знамением.
Стена совсем близко. Волны перед ней сшибались в беспорядочной толчее. Еще несколько секунд, и буксир врежется в скалы. Неожиданно слева показался узкий просвет. Побагровевший капитан непоколебимой глыбой сгорбился над штурвалом и, преодолевая чудовищное сопротивление воды, что есть силы закрутил его. Буксир, рассекая задранным носом кипящие буруны, вырвался из бьющего в стену потока, лишь слегка чиркнув бортом о скальный выступ. Напоследок его окатило отбойным валом и выплюнуло на плес. Здесь река успокаивалась и текла уже умиротворенно. Зеркальная гладь почти без искажений отражала склонившиеся ветки черемухи.
Вся эта крайне опасная ситуация длилась не более минуты, но эта минута показалась всем вечностью.
Михайлыч облегченно выдохнул:
– Простите, мужики! Дернул бес.
Заметив, что у Егора мелко дрожит челюсть, добавил: – Чего зубами клацаешь? Пронесло ведь.
– Думал – кранты! – попытался улыбнуться матрос.
– Да уж! На волоске были. Сам малость струхнул. Зато будет что вспомнить.
Корней, не обращая внимания на их разговор, опустился на колени и, истово крестясь, принялся благодарить Господа за чудо спасения, повторяя:
– Слава Отцу и Сыну и Святаму Духу!
– С тобой и впрямь в Бога поверишь. Молитвы твои, похоже, не зряшные.
– Господь милостив. Но и вы мастерски вырулили.
Польщенный Михайлыч задрал подбородок, мол – знай наших!
Плес заканчивался, и капитан, высмотрев по правому борту бурунистый приток, вытекавший из заваленной обомшелыми стволами теснины, направил буксир к нему.
– Поглядим, поглядим, каковы здесь хваленые таймени.
Буксир, подняв тугую накатную волну, боднул берег сразу за устьем. Судя по старым,