с ликом Христа Спасителя. Перекрестившись, они огляделись. По периметру вдоль стен широкие лавки из толстых плах, разделенные перегородками для постели. Вместо стульев – приземистые чурки, отполированные до блеска штанами. На дощаном полу трое румянощеких мальцов играли с костями. Они были так поглощены этим занятием, что не обратили внимания на вошедших.
Неулыбчивая якутка в мужской шапке с трубкой в зубах, выкраивавшая из конской шкуры подошвы для торбасов, прервала свое занятие и разлила в кружки кумыс[28], поставила два блюда. Одно с вареной рыбой, второе с калеными кедровыми орешками. Когда заплакал ребенок, поспешила к зыбке, висевшей возле ее рабочего места.
– Ешьте, ешьте! Это лиимбэ[29], – сказал хозяин, бросая в огонь жирный плавник, – сын принес. Полз из протоки в реку. Дождь был.
Ели молча – соблюдали обычай: пока гости едят, расспрашивать не принято. Насытившись, вытерли руки полотенцем. Когда Корней с Николаем осушили кружки с целебным напитком, хозяин придвинул гостям миску с орешками:
– Копсе говорите!
Корней знал, что доставлять в дом новости – долг каждого путника, и стал подробно рассказывать про доброго капитана буксира, про то, что научились ловить тайменя на блестящую железку и хотят доплыть до океана.
Фрол озадаченно захлопал глазами:
– Океан – это кто?
– Океан – это самое большое на Земле озеро. В него текут все реки.
Корней развернул карту.
– Это – река Алдан. Вот тут ваша деревня. Если плыть дальше, попадешь в Лену.
– Лену знаю. Алдан туда течет.
– А еще дальше – океан. Он такой глубокий, что в нем утонет самая высокая гора.
– К его берегам, – подключился к разговору Николай, – весной, спасаясь от гнуса и комарья, уходят на лето олени, а осенью они возвращаются в лес. В тех краях бывает время, когда солнце прячется за горы. Делая круги по небу, светит и днем и ночью.
– Хорошо им. Всегда тепло. Всегда светло.
– Тепло только три месяца. Потом солнце уходит и наступает зима с долгой-долгой ночью.
– Ух ты! А люди там живут?
– Живут, но мало… Фрол, я первый раз вижу якутские балаганы. Можно ли посмотреть зимний? Мы-то круглый год живем в одной и той же избе.
– Пошли покажу, – произнес якут, не переставая щелкать орешки.
Зимняя юрта была поменьше и лучше утеплена. Снаружи обмазана более толстым слоем смеси глины с навозом и обнесена высокой завалинкой. Внутри вдоль стен не лавки, а длинные канны, сложенные из камней, скрепленных глиной. Они подогреваются дымом очага. На этих теплых лежаках зимой не страшны никакие морозы. Снаружи к юрте примыкает хотон-хлев для коров. (Якутским лошадкам хотоны не нужны – они до того привычны к холодам, что в тепле хиреют.)
Утром, когда готовились к отплытию, из леса вышел небольшой караван. В слезящихся глазах передового мерина и во всем его облике читалась обреченность – видимо, переход был крайне тяжелым. Навьюченные лошади шли гуськом, на расстоянии двух-трех метров