брали с собой под землю канарейку в клетке – это была своего рода «биологическая система раннего предупреждения», примитивная, но весьма эффективная. Канарейки крайне чувствительны к угарному газу и метану, и задолго до того, как уровень содержания этих газов в воздухе мог привести к отравлению людей или взрыву, обычно неумолчная птичка прекращала петь и принималась раскачиваться на жердочке.
В современном мире любой человек мог оказаться такой вот дежурной канарейкой. Работа команды Эфа заключалась в том, чтобы изолировать переносчиков инфекции, как только они прекращали «петь», распознать заболевание и предотвратить его распространение.
– А что случилось, Эверетт? – спросил Эф. – В самолете кто-то умер?
– Они все мертвы, Эфраим, – ответил директор. – Все до единого.
Келтон-стрит, Вудсайд, Куинс
Келли Гудвезер сидела за столиком напротив своего сожителя Мэтта Сейлса. Она так и называла его «сожитель»: «дружок» звучало слишком молодо, а «спутник жизни» – слишком старо. Они ели домашнюю пиццу – соус песто из пармезана и базилика, вяленые помидоры, козий сыр и несколько завитков прошутто (изюминки ради), – а пили годовалое мерло (одиннадцать долларов за бутылку). Кухонный телевизор был настроен на канал «Нью-Йорк 1», потому как Мэтт хотел смотреть новости. Что же касается Келли, то круглосуточные новостные каналы она считала своими злейшими врагами.
– Извини, – повторила она.
Мэтт, улыбнувшись, плавно взмахнул рукой, в которой держал бокал:
– Разумеется, это не моя вина. Насколько я помню, мы давно собирались провести эти выходные вдвоем…
Мэтт вытер губы салфеткой, заткнутой за воротник рубашки.
– Он всегда находит способ встать между нами. И я имею в виду вовсе не Зака…
Келли посмотрела на третий, пустующий стул. Мэтт, несомненно, ждал момента, когда Зака не будет дома. Во время затяжной битвы за попечение – битвы, посредником в которой выступал суд, – Заку разрешалось проводить выходные в квартире Эфа на Манхэттене. Для Келли отсутствие сына обычно означало, что будет домашний ужин на двоих, задушевная обстановка, интимность которой только усилится за счет всегдашних сексуальных ожиданий Мэтта, и Келли без зазрения совести пойдет навстречу этим ожиданиям, особенно если позволит себе выпить лишний бокал вина.
Обычно, но… не сегодня. Она, конечно, жалела Мэтта, но внутренне была даже рада, что ход событий нарушился.
– Я тебе все компенсирую, – подмигнула она сожителю.
– Договорились, – улыбнулся Мэтт, смирившись с поражением.
Вот почему Мэтт так ее устраивал. После Эфа – с его переменами настроения, вспышками эмоций, требовательностью, с его энергией, заставляющей подозревать, что в жилах этого мужчины пульсирует не кровь, а ртуть, – Келли требовалось более тихоходное судно. Она вышла замуж за Эфа слишком молодой и пожертвовала слишком многим – прежде всего своими собственными устремлениями, честолюбием, желаниями, – чтобы помочь ему в медицинской карьере. Если бы Келли