доме не видать афишки, где была та егоза,
Вместо Ксюшки-то сынишка вдруг целует образа
Симпатичненьких мальчишек. Как девчонка будто сам,
Накупил бесстыжих книжек и читает этот срам.
Матушка (растерянно бормочет):
Губы красит, ногти пилит и глаза себе подвёл.
А скажи-ка ты, кормилец, куда денежки увёл,
Те, которые лежали под сукном на чёрный день?
Уж не их ли ты потратил на всю эту дребедень?
Иван (обиженно писклявит):
Не на дребедень потратил, а на новой жизни смысл!
Матушка:
Доиграешься, касатик! Ты б с лица румяна смыл,
Не пугал бы мать родную, не срамил перед людьми,
Ох, сейчас тебя я вздую, ну, портки давай сыми!
Ванька (быстро прячется от неё на печке и гундосит оттуда):
Коль побьёшь ты, как грозишься, очень больно, ну и пусть!
Всё равно я к прежней жизни самовольно не вернусь!
Матушка (расстроено махнула на него рукой):
Вырос неженкой без батьки, было некому пороть.
Верно говорили дядьки: будешь, мол, кусать локо́ть.
Вырастишь сынка бабёнкой – я не верила, смеясь:
Ласка не вредит ребёнку! Вот и ткнулась мордой в грязь!
Лучше б ты за Ксюшкой бегал, с потаскушками гулял!
Кто ж тебя так переделал, за три дня перековал?
И тут ей на глаза попадается квиток из салона Шемаханской и инструкцию к любовному зелью. Она читает и делает выводы:
Это вот она – вражина! Это вот она – чума!
Изувечила мужчину и свела его с ума!
Вот и адрес на бумажке – круглосуточный салон!
Всё – конец пришёл шаражке! Я устрою вам разгон!
Рассвирепевшая мать хватает кочергу и уносится на разборки.
Шемаханская сидит у себя за столом и раскладывает пасьянс. И вздрагивает, услышав из приёмной голос ассистентки:
Дорогая, не кричите! Мы Вам не желаем зла.
Кочергою не машите – здесь повсюду зеркала!
Раздаётся звон разбитого стекла и крик ассистентки: «Ой, мамочки!». Шемаханская от греха подальше быстренько прячется за занавеской. В кабинет стремительно влетает матушка Пелагея с кочергой наперевес, озирается и, никого не увидев, грозит:
И в какие бы астралы ни пытались вы бежать,
Я из-под земли достану и заставлю отвечать.
Шемаханская чихает из-за занавески, невольно выдав себя, но выходить так и не решается. Пелагея не без злорадства продолжает:
Что, не прибрано в астрале? Запылился мир иной?!
Так никто и не желает побеседовать со мной?
Коль угли в аду пылают, что не тронешь их рукой,
Их обычно извлекают вот такою кочергой… (тянется кочергой к занавеске, откуда чихнула Шемаханская)
Шемаханская (по-прежнему из-за занавески):
Попрошу без хулиганства! Я со страху чуть жива.
С чем желает разобраться возмущённая вдова?
Пелагея:
Бить