и мне оставалось только сожалеть о моём отсутствии, ибо с 1812 году, будучи очень близко знаком с Старовым, я, может быть, и отсоветовал бы ему из пустяков начинать такую историю. Он сознался мне, что и сам не знает, как он всё это проделал… В семь часов я был разбужен Пушкиным, приехавшим с Н.С. Алексеевым. Они рассказали случившееся. Мне досадно было на Старова, что он в свои лета поступил как прапорщик, но дела отклонить было уже нельзя, и мне оставалось только сказать Пушкину, что «он будет иметь дело с храбрым и хладнокровным человеком, непохожим на того, каким он, по их рассказам был вчера». Я заметил, что отзыв мой о Старове польстил Пушкину…».
Ещё из воспомнаний В.П. Горчакова: «Липранди выразил опасение, что очень может статься, что на этот день дуэль не будет окончена. «Это отчего же?» – быстро спросил Пушкин. «Да оттого, – отвечал Липранди, – что метель будет». Действительно, так и случилось: когда съехались на место дуэли, метель с сильным ветром мешала прицелу: противники дали по выстрелу и оба сделали промах; секунданты советовали было отложить дуэль до следующего дня, но противники с равным хладнокровием потребовали повторения; делать было нечего, пистолеты зарядили снова – ещё по выстрелу, и снова промах; тогда секунданты решительно настояли, чтоб дуэль, если не хотят так кончить, была отложена непременно, и уверяли, что нет более зарядов. «Итак, до другого разу», – повторили оба в один голос. «До свидания, Александр Сергеевич!». – «До свидания, полковник!..».
Уточнения из дневника. И.П. Липранди: «…Первый барьер был в шестнадцать шагов; Пушкин стрелял первый и дал промах, Старов тоже и просил поспешить зарядить и сдвинуть барьер; Пушкин сказал: «И гораздо лучше, а то холодно». Предложение секундантов отложить было отвергнуто обоими. Мороз с ветром, как мне говорил Алексеев, затруднял движение пальцев при заряжении. Барьер был определён в двенадцать шагов, и опять два промаха. Оба противника хотели продолжить, сблизив барьер; но секунданты решительно воспротивились, и так как нельзя было помирить их, то поединок отложен до прекращения метели. Дрожки наши, в продолжение разговора догребли в город… Я отправился прямо к Старову… Я спросил его, как это пришло ему в голову сделать такое дурачество в его лета и в его положении? Он отвечал, что и сам не знает, как всё это сошлось; что он не имел никакого намерения, когда подошёл к Пушкину. “Да он, братец, такой задорный”, – присовокупил он…».
Продолжение воспоминаний В.П. Горчакова: «На возвратном пути из-за города Пушкин заехал к Алексею Павловичу Полторацкому и, не застав его дома, оставил ему записку следующего содержания:
Я жив,
Старов
Здоров,
Дуэль не кончен.
В тот же день мы с Полторацким знали все подробности этой дуэли и не могли не пожалеть о неприятном столкновении людей, любимых и уважаемых нами, которые ни по чему не могли иметь взаимной ненависти. Да и причина размолвки не была довольно значительна для дуэли.