лежал на стуле. Сверху помещался букет. Тетка Надежды Ларионовны лизала языком черно-бурый лисий мех ротонды, потом терла его белым носовым платком и, смотря на платок, говорила:
– Кажется, не подкрашенный. А впрочем, бог весть…
Нынче отлично красят. Так красят, что и не узнаешь.
– Не подкрашенный, не подкрашенный, – отвечала Надежда Ларионовна, – Костя сквалыжничать не станет, когда у него деньги есть, а теперь он с деньгами.
Она обернулась и увидала Костю.
– Мерси, мерси, сто раз мерси, – сказала она, улыбаясь, и сделала ему ручкой. – Нате за это… целуйте руку… – прибавила она и, протянув руку, ткнула ему ее прямо в губы.
Костя чмокнул, хотел поймать ее руку, дабы поцеловать еще раз, но Надежда Ларионовна отдернула ее и пробормотала:
– Покуда довольно. Больше при посторонних не полагается. Остальное потом… После доцелуете…
– Нравится ли вам, Надежда Ларионовна, ротонда? – спросил Костя, млея от восторга.
– Смотрите, смотрите, он на похвалу напрашивается! Ну, подите, я вас поглажу по головке. Паинька-мальчик, пай…
Она сбила ему прическу и, топнув ножкой, прикрикнула:
– Ну, что ж стоите, как обалделый! Садитесь, так гость будете. Курите папироску, сегодня вам дозволяется.
Костя сел. Тетка Надежды Ларионовны обернулась и сказала:
– В Американских землях, говорят, когда входят, то со всеми знакомыми здоровкаются.
– Здравствуйте, здравствуйте. Я, кажется, всем сказал:
здравствуйте, – отвечал Костя, протягивая тетке Надежды Ларионовны руку.
– Ничего вы не сказали, ну, да уж бог с вами. Слушайте, а когда же вы мне-то беличье пальто?.. Ведь и мне вы тоже пальто обещали.
– Потом, потом, тетенька.
– Слушаю, племянничек. Суленого три года ждут. Только смотрите, посул не забудьте.
– Да полноте вам, тетенька, приставать-то! – оборвала старуху Надежда Ларионовна и спросила: – Константин Павлыч, вы сколько заплатили за ротонду?
– Да уж сколько бы ни заплатил. Нравится – ну и носи на здоровье.
– Дорого эта ротонда стоит, дорого, – сказала одна из статисточек. – Когда я у мадамы в мастерицах жила, то мы тоже такие ротонды шили, так тогда давалицы наши ужасти как дорого мех ценили. Пожалуй, тысячу рублей стоит.
– Тысячу рублей заплатили или меньше? – задала опять вопрос Надежда Ларионовна.
Костя молчал и таинственно улыбался.
– Да ведь я все равно узнаю от Шлимовича, сколько вы заплатили, – продолжала она. – Говорите.
– Девятьсот рублей. Даже можно так считать, что она много дороже мне обошлась.
– Не врете?
– Зачем же врать?
– Ну, спасибо вам. Еще раз скажу, что паинька-мальчик. Слышите, завтра пришлите мне парные сани. Я хочу в этой ротонде по Невскому кататься.
– Хорошо, хорошо.
– Ах, Надя, какая ты счастливая! А я так прошу, прошу у Николая Иваныча хоть куний воротник к пальту – и то не покупает, – сказала со вздохом статисточка.
– Вольно