я.
– Угодно что-нибудь еще?
– Откровенно говоря, мне хотелось бы попасть в номер двенадцать. Можно получить ключ?
Ларс взглянул на меня с удивлением, но это продолжалось всего лишь секунду: Трехерны подготовили почву.
– Я открою его для вас, – сказал он.
Молодой человек направился к двери, и тут наступил неудобный момент: я не была уверена, следует ли мне дать чаевые и ждет ли их служащий или нет. На Крите мы держали в баре соломенную шляпу, и обладающие лишним евро посетители клали его туда. Потом чаевые делились поровну между персоналом. В общем и целом, я чаевые давать не люблю. Это выглядит старомодно, возвращает нас к былым временам, когда официанты и прислуга в гостиницах рассматривались как представители низших классов. Ларс явно думал иначе. Он насупился, повернулся на каблуках и вышел.
По мере того как я распаковывала вещи, мое уныние росло. Помещенная в гардероб дорогого отеля, моя одежда производила жалкое впечатление. Это напоминало о том, что за последние два года я почти не покупала себе ничего нового.
Черный «рейнджровер» проехал мимо конюшен и, хрустя гравием, свернул на подъездную дорожку к Бранлоу-коттеджу. Я услышала, что дверца хлопнула, и выглянула в окно как раз вовремя, чтобы увидеть: из машины выходит моложавый мужчина в ветровке и кепи. С ним была собака. В ту же минуту дверь дома открылась, и навстречу приехавшему бегом устремилась девочка с черными волосами. За ней следовала смуглая худая женщина с пакетом из супермаркета. Мужчина заключил девочку в объятия. Лиц я толком не видела, но догадывалась, что это Эйден Макнейл, а девочка – его дочь Роксана. А женщина, должно быть, няня, Элоиза. Мужчина коротко сказал ей что-то, после чего все трое направились в дом.
Я чувствовала себя виноватой, будто подглядывала за ними. Я развернулась, подхватила сумочку, где лежали деньги, блокнот и сигареты, покинула комнату, открыла противопожарную дверь и перешла в старую часть здания, где и располагался двенадцатый номер. Сама собой напрашивалась мысль, что начать стоит именно отсюда. Ларс оставил дверь открытой, подперев ее мусорной корзиной, но я не хотела, чтобы мне мешали, поэтому убрала корзину, и замок защелкнулся у меня за спиной.
Я оказалась в комнате примерно вдвое меньшей, чем та, где поселили меня. Ни кровати, ни ковра здесь не было: вероятно, они были перепачканы кровью и их вынесли. Во многих детективных романах я читала, что насильственная смерть оставляет в помещении своего рода эхо, но никогда всерьез не верила в подобное, однако в этом месте определенно присутствовала некая аура… Пустое пространство там, где должна была стоять мебель; выцветшие стены с пятнами в тех местах, где раньше висели картины; никогда не раздвигающиеся шторы. Здесь хранились две тележки, доверху забитые полотенцами и чистящими средствами, груда коробок, куча электрических приборов вроде тостеров и кофеварок, а также ведра и швабры. Короче, весь тот хлам, который не должен попадаться на глаза