и Жамин возвращались от палатки офицерского собрания. Они вошли в деревню и закрылись рукавами, дышать едким дымом было невозможно. Пятнадцать минут назад Жамин получил команду собрать из всех эскадронов людей и откопать братскую могилу. Сейчас и Жамин и Четвертаков боковым зрением видели, как по белому полю к чёрной сгоревшей деревне пешим порядком следует колонна драгун. Лопатами вахмистр ещё вчера разжился у селян, и сегодня драгуны несли их как карабины по команде «на плечо». Колонна уже подходила к дымящимся развалинам крайних построек, ветер понемногу разгонял дым и гарь, и стало видно длинную крышу риги. Вдруг она вздрогнула, в эту же секунду вздрогнули воздух и земля, и крыша исчезла. Оттуда, где она стояла, вырвалось пламя и раздался оглушительный грохот. Четвертаков и Жамин остановились.
– О как! А кого же теперя хоронить? – через секунду спросил Четвертаков у Жамина.
Жамин постоял и мотнул головой. Четвертаков ждал, что тот скажет, и Жамин сказал:
– А всё же надо дойти глянуть, чего там, может, кого ещё и можно схоронить, один тама твой, – сказал он и, не глядя на обомлевшего Четвертакова, зашагал вперёд. Четвертаков его догнал:
– Какой мой, Сомов, што ли?
– Не, не Сомов, с ним всё ясно, а Ивов! Знаешь такого?
Четвертаков попытался забежать вперёд Жамина, но тот шёл быстро, проход по улице изза жара от подворий справа и слева был узкий, и за Жаминым можно было только гнаться. Четвертаков дёрнул вахмистра за рукав, это было не положено, но Четвертаков знал, что бумага на него написана и что не завтра, так послезавтра он прыгнет через чин и тоже станет вахмистром. Жамин резко остановился, Четвертаков на него налетел, но Жамин не шелохнулся, только из себя выдавил:
– А не наскакивай, Четвертаков, не наскакивай, убил раба божьего Ивова, а теперь наскакиваешь, думаешь, ты тут один – герой?
Когда после обеда Сашка Клешня снова увязывал торока, к нему подошёл врач.
– Вас ведь зовут Александ`ъ, как вас по батюшке?
Сашка повернулся.
– Демьяныч, – ответил он.
– Александ`ъ Демьянович, у меня к вам есть пъедложение, поскольку вы, как и я, москвич и ваш скелет, как и мой, не пъедназначен для кавалеъийского седла, если хотите, можете пеесесть в мою двуколку, место найдётся.
– Премного благодарен, Алексей Гивиевич, ваше благородие!
– Можно без «благоодиев».
– Как угодно, можно и без «благородиев», а вы в Москве откуда будете?
– Я с Малого Кисловского пееулка, дом лесопъомышленника Белкина, а вы?
– С Поварской.
– Ну вот и хорошо, значит, нас с вами ъазделяет только площадь Аъбатской заставы…
«Тот ещё москвич… Арбатских ворот…» – мысленно поправил доктора Сашка.
Курашвили мял папиросу.
– Можете ваш кааван, – продолжил он, – пъивязать к моей двуколке, это, кстати, и безопасно, на ней къасные къесты нашиты, поэтому соусники