не боится она этого воя, и не представляет вой опасности. А вой не успокаивается, буквально в ухо уже орет. И вдруг перешел в шепот:
– Оглянись, – говорит. – Оглянись. Бабушка ладошку внука крепче сжала.
– Смотри, чего покажу, – не унимается голос.
И словно эхо, по всему лесу разными голосами – и мужскими и женскими – разносится:
– Оглянись! Оглянись! Оглянись!
Голоса разные – и вежливые вкрадчивые, и резкие грубые. А бабушка знай себе идет вперед, ветки свободной рукой раздвигает. Смолкли голоса, и вдруг начал филин ухать. И странно так ухает – эхо по лесу разносится. Все ближе и ближе приближается эхо, и уже не уханье это никакое, а не пойми что. И хохот, и кваканье, и плач, и мяуканье. Мальчик в руку бабушки изо всех сил вцепился, а она его ладошку дважды сжала, дескать, не робей, все нормально. Эхо все стонет, все ухает филин, а мальчику вдруг холодно стало, и сердце забилось часто-часто. Сзади хрустят ветки, точно кто-то идет за ними следом. Страшно-то как! Неужто бабушка не слышит, как кто-то крадется?! А этот «кто-то» красться уже и не думает – топает и не прячется вовсе, все ближе и ближе подходит, ветки хрустят прямо за спиной.
Мальчик глаза зажмурил и еле жив, а бабушка руку крепко-накрепко держит и большим пальцем по ладошке погладила. Отлегло немного у мальчика от сердца – видать, не так страшен тот, кто сзади топает, не может быть, чтобы бабушка его не слышала. Не опасен он. Только так подумал мальчик, и тут же топанье прекратилось, уханье замерло, а лицо приятно согрело какое-то теплое дуновение, словно ветерок. Бабушка отвела в сторону тяжелую еловую ветку, и они вышли на поляну – небольшую и совершенно круглую. Лунный свет заливал ее от края и до края.
Тут на луну набежали облачка, стемнело, и мальчик невольно ахнул.
– Смотри, – беззвучно, одними губами прошептала бабушка.
Всю поляну осыпали фиолетовые огоньки. Поляна буквально светилась очень теплым мерцающим фиолетовым светом.
– Ты видишь, как цветет папоротник, – произнесла бабушка.
Огоньки светились. Лес стих, а мальчик как завороженный, не дыша, смотрел на мерцающий ковер. Может, это длилось несколько секунд, а может, и гораздо больше. Отправились дальше облачка, набежавшие на луну. Лунный свет снова засиял, и медленно погасли огоньки. Поляна приняла свой первоначальный облик.
– Ну вот, – удовлетворенно и устало сказала бабушка. – Теперь ты знаешь почти все.
Мальчик услышал в ее голосе грусть.
– Все то, что знаю я сама, – добавила она. А затем уже совсем другим – деловым и суровым – тоном произнесла:
– Назад возвращаемся спиной вперед, как пришли сюда.
И действительно обратно они шли по-чудному – спиной вперед. И снова голоса донимали мальчика, снова были уханье, хруст веток под тяжестью каких-то неведомых существ. Но все это больше не пугало мальчика. Он помнил мерцание фиолетовых огоньков, и был