Образ жизни. Александр Баранов-Кочевник

для меня Отец не создал

      И, трахая земной постели брюхо,

      Я буду жадно жаждать этой твари —

      Пусть это будет

      Падла,

      Стерва,

      Шлюха!

      Но, чтоб еще и

      Мать,

      Сестра,

      Товарищ…

      И вдруг – о, Господи – сверкнули Божьи очи,

      Сошел с небес. Ребро без боли вынул.

      «Ну что ж, страдай, – сказал. – Страдай, сыночек».

      Сказал – и сгинул.

АЛЕКСАНДРУ ВАГИНУ

      Когда начнет напропалую изменять

      Не только верная жена, но и Фортуна,

      Налей вина, возьми тетрадь,

      Возьмись за струны —

      И за страницами последними потрать

      Кусочек жизни разлинованной своей.

      И хочешь – верь, и хочешь – пой,

      И хочешь – плачь,

      Года летят, как эти хрусткие страницы.

      Наступит день, когда тебе —

      Давно за тридцать.

      Придет с гвоздями и веревками палач,

      Твои тетради принимающий в утиль.

      Да! Стиль коряв, и прост, и груб,

      Да! Жизнь полна помарок, прочерков, ошибок,

      А тело – шрамов, переломов и ушибов…

      И ты уйдешь,

      Потомкам так и не открыв

      Своей Планеты очарованнной секрет…

      Но, смерти Нет!

      Как нет запретов и пределов.

      И у креста, свой путь

      Бессмысленный проделав,

      Ты вдруг увидишь,

      Что поспешно отреклись

      От твоего – еще не Ветхого – завета

      Апостолы твои.

      Осталась, лишь, Планета —

      Твой зачарованный магический сундук,

      Навечно запирающий в себя

      Твои сокровища.

ПРОИЗВОДИТЕЛЬ

      Константину Селиверстову

      Весь в чаду парижских спален

      Я лежал, горизонтален.

      Я лежал, любовью скован,