в самую душу израильский национальный мемориал Катастрофы и Героизма Яд ва-Шем, напоминающий об ужасах Второй мировой войны через призму великих страданий и лишений еврейского народа – все эти места «выбивали» из сознания всё, кроме того, что видишь во время непосредственного соприкосновения с достопримечательностями и необычностями страны.
И лишь вечерами, с приходом темноты, когда на улицах столицы Израиля становилось меньше «явных» людей с оружием, в силу профессии или взятых на себя обязанностей готовых защищать собственную Родину от перманентно существующих террористических угроз, а их место занимали гуляющие туристы и местные жители, у меня появлялось время не только «переварить» съеденное и увиденное за день, но и подумать о тех далеких делах, заботах и вопросах, что ждали в России. Разумеется, при таких обстоятельствах и мнимой подготовке ко встрече с Необычным, по факту воплощения этой встречи в реальности ни о какой готовности к аномально-анормальному говорить не приходится.
Так и произошло – я курил, стоя у окна и слушая песни уличных музыкантов, выступавших прямо под окнами отеля, где мы жили. По стенам уличных зданий блуждали буквы подсветки, огоньки и отсветы, воздух был свеж, внутри меня ощущался один из тех краткосрочных, но столь ценных «моментов счастья», девушка спала… и тут я услышал обращение, сказанное мне столь знакомым, но давно уже не слышанным голосом, звук которого заставил всё моё естество замереть!
– Здравствуй, сынок – за моей спиной произнес кто-то, просто обязанный оказаться моим умершим отцом.
С дрожащими руками, во власти озноба, я обернулся…
– Папа? – поразился я, еще даже толком и не разглядев говорившего…
* * *
– Да, родной, это я, не во плоти, конечно, но в остальном – он самый, твой папка, который так любил подтрунивать над тобой, говоря: «Бей отца, пинай отца, продай отца в ломбард» и всё в том же духе – дружелюбно, приветливо и полушутя сказал мне человек, который, как я надеялся, был моим «СНОВАотцом».
На какой-то миг мне показалось, что взор мой заволокло тьмой, что темнота сочится, растёт прямо из моих глазниц – так сильно расфокусировалось мое зрение, столкнувшись с чем-то шокирующим, тем, чего не могло быть, но что было!
– Папа, папочка, как я рад тебя видеть… прости меня. Мне так хотелось это тебе сказать! Прости, что всего лишь два-три раза в год бываю на твоей могиле; что вспоминаю реже, чем следовало бы; прости, что тогда, в ответ на отчаянную просьбу продать квартиру, чтобы ты смог уехать попробовать излечиться в Израиль, сказал, что от продажи недвижимости не будет толку, так как тебе уже не помочь – я знаю, что лишил тебя надежды и сил, уверен в этом; прости, что мы общались меньше, чем следовало; извини, что не часто приходил к тебе, когда ты уже безвылазно лежал дома у бабушки, ближе к концу, убегая от собственных