особенно в те дни, когда там собирались шишки покрупнее, вроде Лужкова.
Об уголовном прошлом не напоминало теперь абсолютно ничего – даже многочисленные «масти». Над их удалением потрудились лучшие специалисты-косметологи. Точно также были замазаны и пятна в биографии. И теперь Рыхлин говорил, что на зону попал совсем не за бандитизм и вымогательство, а по политическим причинам.
Хотя с прошлым он полностью не расставался. В том числе и с теми методами, которыми приходилось пользоваться в «той» жизни. Правда, теперь бригада Отвертки носила гордое название Службы безопасности.
И вот, Рыхлин чувствовал, что пришло время для нового броска. Ему хотелось большего – а именно, участия в политической жизни. Статус депутата Государственной Думы давал не только свободу действий, но и удовлетворял немалые амбиции.
Это же надо только подумать – парень, которого тридцать пять лет назад прозвали Отверткой за то, что он по наивности попытался замочить этим безобидным инструментом немолодую учительницу, теперь будет заседать в Государственной Думе!
Это была голубая мечта Рыхлина.
Глава 5
Звонок, разбудивший Глеба в полвосьмого, был весьма некстати – заснул он лишь ближе к утру.
– Ну что, герой, отдохнул немного после вчерашнего? – спросил его бодрый голос. – Восстановился?
– Федор Филиппович? Чем обязан в такую рань?
– Ну, повидать тебя хотел, поблагодарить за успешно выполненное задание. Мы ведь этих гадов уже месяц пасли и все никак не могли подобраться.
– А может, позже поблагодарите?
– В десять, – сухо сказал генерал. – Разговор есть.
– Что ж, понял, – удрученно пробубнил Слепой. – Буду. Если в пробку не попаду.
– Ну все, жду.
Глубоко вздохнув, Глеб решительно отбросил одеяло и отправился в ванную. Холодный осенний воздух, обдав его из окна на кухне, мигом согнал остатки сна.
О том, что за дело ему придумал полковник, Глеб пока даже и не думал. Он привык решать проблемы только по мере их появления.
Припарковавшись на стоянке, Глеб вышел из своей «хонды», чтобы немного размяться. Стояла великолепная золотая осень – любимая пора года Сиверова. Время, когда хотелось отрешиться ото всех насущных дел.
Времени было около десяти. Московские улицы в этот утренний час, когда все работающие уже добрались до своих контор и офисов, на удивление пусты, лишены обычной суеты. Вдыхая полной грудью свежий воздух, Глеб медленно шагал мимо Центрального дома художника.
Возле входа явно что-то происходило. Рядом с огромным плакатом, на котором была изображена корова с надписью «Россия» (Глеб сразу понял, что проходит выставка современного искусства), суетилось человек двадцать разношерстной публики – суровые юноши в камуфляже, бабушка в странной шапке-чепце и дяди интеллигентного вида. Все они дружно галдели, причем с таким энтузиазмом, что понять, о чем речь, было решительно невозможно.
Впрочем,