она храпит.
– Между прочим, я храплю, как денщик, – сообщила она соседу. Тот вынул беруши и спросил, что она сказала.
Повторять не хотелось. Она сказала:
– Надо занавеску спустить. Свет в глаза!
Это был как бы намек, чтобы это сделал Рудик, но тот уже запихнул свои беруши. Пришлось самой вылезти из-под одеяла и, радуясь своему летнему платью, потянуть вниз тяжелую штору.
Неожиданно раздался голос Рудика:
– Какая у тебя хорошенькая ночная рубашечка!
Туська задохнулась от негодования:
– Между прочим, это мое самое красивое летнее платье.
Рудик уже не реагировал, на глаза он натянул простыню. Некоторое время лежали молча. Потом вдруг оба начали хохотать. Валдис уже бежал от дальнего сортира с блокнотом наизготове.
Еще немного похохотали. Рудик заснул.
Туська лежала и думала, что жизнь не удалась и что никаких проблесков не предвидится, нет у нее способностей для легкого и быстрого заработка. Нет умения организовать жизнь. А жизнь стала очень тесной, как в коммунальной квартире, – варианты только в личной жизни. Не в работе, не в поездках, не в творчестве.
В ней кипела и перегорала какая-то страсть, она еще не понимала какая, но понимала, что наступает конец желаниям, новым встречам, подползает возраст, о котором она никогда не думала, – возраст подводить итоги.
В большой необъятной стране стало нечем дышать. Однажды от тоски она полетела от Бюро пропаганды на Дальний Восток, и когда вышла в Хабаровске из самолета и увидела корявое слово «Агитпункт» в окружении тусклых электрических лампочек, поняла, что все они живут в одной гигантской ловушке. И единицы, буквально единицы могут дышать, но за это надо стать сволочью.
Иногда она думала – может, стать, но и для этого надо было иметь связи, талант, как у Евтушенко, и в партию вступить, как ее уговаривали. Да она еле из комсомола вылезла по возрасту. А то должна была как миленькая ходить на собрания в Союз писателей и голосовать за весь этот бред.
Вспомнила, что на семинаре будут новые люди. Хотя бы пообщаться.
Драматургов встретили и на комфортабельном «икарусе» повезли через перевал в Ялту. После грязной московской зимы засияло крымское солнце. Вокруг все было совершенно вечнозеленое. После Байдарских ворот засинело море.
Автобус карабкался все выше и выше в горы. И море опускалось ниже. Туся заволновалась – а как же оттуда к морю ходить? Пешком?
– Канатная дорога! – объяснили ей. – И сразу на пляж.
– Какой пляж в феврале? Где купаться?
– В открытом бассейне.
Вот о таком она даже не мечтала – открытый бассейн, а вокруг горы и небо. Еще бы сюда какую-нибудь любовь. Как все засияет!
Народ был знакомый. Сказали, что еще подъедут из Ленинграда.
Туся пошла после завтрака с пластиковым пакетом и набрала зеленых веток – очень много самых разных. Вечная