на вокзал. Купила новый билет на послезавтра – через два дня.
Получалось ненамного раньше, но все же не со всеми. И вообще она никому не скажет.
И это придало ей силы.
Вошла в спальный корпус, прошла к себе. Спрятала билет. Порвала старый и бросила в корзину для бумаг и черновиков – не очень-то их много там было, этих черновиков.
Потом поднялась на верхний этаж, вошла к Саше, не постучавшись, заперла дверь и бросилась к нему – крепко, крепко, тесно, тесно, близко, до боли, – надо было отрываться, пока не приросла. Оказалось – приросла. И когда успела?
Она не разглядывала и не гадала, как он принял ее появление, – мысль была одна: это прощание, а на прощание можно все.
Да вообще мыслей не было.
Почему-то Саша сказал:
– Сейчас придет Толя.
– Какой Толя?
– Народный артист.
Решила – шутит.
Однако через какое-то время в дверь постучали. Они замерли, спрятавшись под одеялом, как преступники.
Но стук не повторился.
За окном стремительно темнело, и свет зажигать не хотелось.
Наутро выпал снег и не было бассейна.
За завтраком не общались. Делали вид, что незнакомы. В этом была какая-то сладость.
После завтрака сделали общее фото на фоне заснеженных пальм.
Недавно, ну вот как только начался карантин, умер самый последний из состава преподавателей на этом семинаре. Ему было девяносто четыре, как английской королеве.
На фотографии стоит впереди, среди руководства.
Остальные сзади.
Таня тоже впереди. В своем ярком красном плаще. Жаль, фотография черно-белая. Но она сама светилась, как этот плащ. Саша в темно-зеленом стоял сзади.
Когда Туся потом показала эту фотографию своей подруге и сказала, что влюблена страшно, – та спросила, где он на снимке. Таня удивилась: он – самый заметный, он просто бросается в глаза. И не поняла, почему подруга так долго разглядывает людей на фотографии, – глупости какие, он же виден невооруженным глазом. Подруга неуверенно ткнула в Рудика.
Оказывается, Саша был виден только ей.
Все равно пришлось сказать, иначе ее стали бы искать с милицией.
Оказалось, что маститый руководитель, тот, что проживет очень долго, должен был срочно увезти свою жену и им купили билеты на тот же поезд, что и Туся.
Саша расстроился, что она не услышит законченную пьесу, а ведь уже приехал режиссер из московского театра, готовый ее ставить. Но не решился ей дать прочитать. А вдруг не понравится?!
Последнюю ночь провели грустно, но с пониманием неизбежной разлуки. Было терпимо. Потом станет нестерпимо.
Рано утром троих «семинаристов» увезли на легковой машине в Симферополь.
Таня старалась весело покивать всем остающимся. И переключиться на будущее, но в будущем было очень скучно.
В голове бился кусок фразы из монолога Нины Заречной – очень короткий: «И потянутся дни…»