и читала их, переходя с одного на другое и делая короткие выписки. Уже через два месяца она развлекалась тем, что читала по-латыни и тут же писала перевод по-гречески. Сверив ответ, девушка довольно улыбалась и задавала себе очередное упражнение.
Глядя на нее, Беатрис испытывала противоречивые чувства. Она привязалась к воспитаннице и относилась к ней как к дочери. Но она не могла не понимать, сколь трудной будет жизнь для этой тонкой души, и потому в очередной раз планировала отправку девушки на материк к какой-нибудь достойной аббатисе.
Но придумать ничего не удавалось, да и сама Гвен никуда не стремилась и чувствовала себя абсолютно счастливой. Она любила выполнять поручения хозяйки, читать про близкие и далекие страны, заглядывать к кузнецу Сидмону, так сильно ударявшему по наковальне, что внутри каждый раз что-то ёкало, и, конечно, относить еду отшельнику Нису.
***
С монахом-отшельником ее связывали особые, только им двоим понятные отношения. Когда она впервые принесла Нису корзину, тот молча ее принял, а затем долго провожал девушку взглядом. Гвен не оборачивалась, ощущая этот взгляд спиной, по которой разлилось приятное тепло.
На следующий раз он тихо взял ее за руку и усадил на выстланный мхом пенек. Гвен могла бы поклясться, что в прошлый раз этого пенька не было. Они долго сидели в молчании, после чего Нис улыбнулся и кивнул ей, и Гвен поняла, что ей пора.
Этот ритуал повторялся в течение нескольких недель, после чего Нис заговорил.
***
Беседы с Нисом стали обычным занятием. Это были именно беседы: не в силах отвечать словами, Гвен отвечала взглядом, жестом, улыбкой. Иногда Нис переспрашивал, так ли он понял, и чаще всего девушка кивала, довольная тем, что ее понимают без слов.
Старый монах говорил мало, с большими паузами, которые были очень кстати: почти всё, что он изрекал, Гвен слышала впервые. Когда Нис что-то говорил, то обычно он смотрел на море, и постепенно она тоже переняла от него эту манеру. Так они и сидели, глядя на море и беседуя.
Со временем Гвен стало казаться, что море тоже участвует в их беседах: оно никогда не было одинаковым и, казалось, прислушивалось к теме их разговора и даже отдельным словам. Если Нис говорил о Божьем милосердии и любви, море стихало, как будто боясь пропустить очередное слово. Если он заговаривал о людских пороках, то часто поднимались волны. Завороженная Гвен украдкой поглядывала на отшельника, уверенная в том, что он умеет повелевать стихиями.
В отличие от остальных, Нис никогда не пытался заставить ее заговорить. Все, включая Беатрис, считали своим правом или долгом дать какой-нибудь совет, который обязательно помог бы ей вновь обрести голос. Солянщики предлагали особые компрессы из морской соли и водорослей; мясник был уверен в живительной силе селезенки; Беатрис свято верила в пчелиный яд. И только Нис воспринимал ее такой, как есть, не пытаясь ничего изменить.
Отшельник никогда и ни о чём ее не расспрашивал, как будто всё, что она могла бы ему рассказать,