словарный запас, Черчилль оттачивал свою прозу в самых трудных условиях из всех возможных – в палате общин. Майкл Доббс, автор исторических романов настолько точных, что они выглядят документальными, отмечает ключевые особенности опыта, который дает палата общин:
Выступающие в палате общин отдаются в руки опасности, ибо, еще не начав говорить, они вдруг понимают, что зеленый ковер, на котором они стоят, превратился в песок. Иногда им удается запечатлеть след в парламентских песках, который сохранится – оставить по себе память, которая будет восхищать их детей и внуков. Впрочем, намного чаще их следы смывает вечерний прилив. А иной раз политики обнаруживают, что ступили на зыбучий песок, который вот-вот поглотит их целиком[5].
Невозможно переоценить влияние на Черчилля этого прославленного законодательного собрания, которое он считал своим «естественным обиталищем». Треть приведенных здесь цитат – со значительным перевесом это самый большой из отдельных источников – относятся к дебатам в палате общин. Черчилль порой действительно ступал на зыбучие пески, однако он оставил след, который не исчез и поныне.
Сам Черчилль скромно отмечал: «…вы должны помнить, что я всегда зарабатывал себе на жизнь пером и языком»[6]. Его письменный канон так же объемен, как и его речи: его перу принадлежат свыше сорока печатных произведений в более чем шестидесяти томах, а также тысячи статей. Необъятная переписка Черчилля представлена в сопроводительных томах его «Официальной биографии» или в сборниках, подобных этому: «Сами о себе: личные письма Уинстона и Клементины Черчилль» (Speaking for Themselves: The Personal Letters of Winston and Clementine Churchill) леди Соумс.
Пожалуй, я не зайду слишком далеко, если предположу: в 1940 году Британия смогла выжить и сберечь свободу для всего мира благодаря тому, что ею руководил профессиональный писатель. В то время, когда у его страны был крайне ограниченный арсенал других вооружений, Черчилль «мобилизовал английский язык и отправил его в бой», как выразился Эдвард Р. Мёрроу.
Каждому, кто сомневается в ценности чтения «великих книг», стоит вспомнить Черчилля. Что он не придумал сам, то обычно черпал из своих широких познаний в классической литературе, от Библии до Шекспира. В апреле 1941 года, в тот мрачный период Второй мировой войны, когда Британия сражалась в одиночку и вмешательство американцев и русских еще не предвиделось, Черчилль напомнил соотечественникам слова Клафа, понимая, что в ту более просвещенную эпоху их сразу же узнают:
For while the tired waves, vainly breaking,
Seem here no painful inch to gain,
Far back, through creeks and inlets making,
Comes silent, fl ooding in, the main.
And not by eastern windows only,
When daylight comes, comes in the light;
In front the sun climbs slow, how slowly!
But westward, look, the land is bright.
Пока устало бьет волна
О неприступность темных скал,
Рождает моря глубина
Огромный, самый страшный вал.
Зарю дарует нам восток,
И солнце прогоняет тень:
Взгляни на запад – близок срок,
Когда