Мокрульский, частенько наведывавшийся в Троицкое и имевший настолько прекрасные манеры, что никогда не смел отказать Генералу в его предложении приятно прокатиться в Шустале. Снова и снова господин Мокрульский соглашался, и снова и снова его выбрасывало из Шусталы, хотя, по счастью, ни разу не покалечило. И был он так необычайно вежлив и воспитан, что после каждого подобного происшествия непременно подходил к Генералу, горячо жал ему руку и восклицал с неподдельным восхищением: "Замечательно, Ваше Превосходительство, просто замечательно! Выполнено блестяще! Никто другой не смог бы столь мастерски нас опрокинуть!" И Генерал, довольно улыбаясь, хлопал его по спине, а позже, уже за столом, говорил собравшейся семье и гостям, что дорогой господин Мокрульский ему сильно по душе и как человек, и как настоящий спортсмен и любитель прекрасной конной езды.
В течение первых трёх лет жизни маленькой Эре не разрешалось ездить с Генералом в его Шустале, но однажды летом, незадолго до её четырёхлетия, Маззи наконец дала своё дозволение. Сидя на коленях у Наны, она смотрела на проносившийся мимо, как на движущихся картинках, пейзаж. Всё быстрее и быстрее неслась четвёрка чёрных лошадей, всё громче и громче стучали их копыта, ударяя в идеальном ритме по наезженной гладкой дороге, в то время как Генерал уверенно погонял и ловко щёлкал хлыстом и Нана отчаянно кричала своё стандартное: "Ради всего святого, не гоните так!" – а маленькая Эра в восторге хлопала в ладоши. Затем внезапно одна из лошадей шарахнулась от красной крестьянской юбки, вывешенной сушиться на заборе. Раздался удар, крик, и в следующее мгновение маленькая Эра, пролетев над головой Наны, очутилась на лугу, где приземлилась на верхушку стога сена, испуганная, но невредимая. Как же она плакала, и как брюзжала Нана, и как гневалась на Генерала Маззи, узнав, что произошло! Этот несчастный случай наряду с именинами так и остался одним из наиболее ярких воспоминаний раннего детства маленькой Эры, которая много позже, закрывая глаза, как наяву видела тот луг, стог сена, жёлтую Шусталу, беспомощно лежащую на боку со всё ещё крутящимися колёсами, и четырёх чёрных лошадей, бешено скачущих вдаль; и Генерала, полного раскаяния, и Нану, ругающую его за то, что "чуть не угробил ребёнка", и Доктора, бодро повторяющего: "Ничего, Мизженигс! Всё в полном порядке, она ни капельки не пострадала … Пойдёмте уже!"
Ирина Скарятина – от первого лица
Моя старшая сестра Мэри – тот член моей семьи, которого я никогда хорошо не знала, вероятно, потому, что ей было четырнадцать, когда я родилась, и она вышла замуж, когда мне было четыре, а после жила очень далеко, лишь изредка приезжая со всем своим выводком навестить нас в деревне. Будучи всего на пять или шесть лет старше её старшей дочери, я в действительности была более близка со своими племянницами, чем с сестрой, казавшейся слишком "взрослой", чтобы представлять для меня сколь-либо серьёзный интерес. Но она всегда была ко мне добра и ласкова, никогда не дразнила меня и в целом видится приятной, хотя и довольно