ше…
Двигатели самолета изменили тон, и Маша посмотрела в иллюминатор, хотя после взлета ничего интересного там видно не было. Или облака, или просто небо. А как может быть иначе, если тебе только шесть лет, ты пристегнута ремнем к сиденью и смотреть наружу можешь только снизу вверх. Зря с мамой поругалась, которая хотела посадить ее не у окошка, а между собой и папой. Могла бы с папой поиграть.
Правда, небо раньше было светлым, а стало почти темным. Наверное, уже вечер.
Маша посмотрела на родителей. Мама дремала, как и большинство пассажиров в слабо освещенном салоне. А у папы над головой светит круглая лампочка, и он, как всегда, читает. Поглядывает в книгу и что-то бормочет.
Самолет немного тряхнуло. Маша выкрутилась из-под ремня, встала в кресле на коленки и посмотрела через окошко вниз. Земля так красиво светилась разноцветными огоньками, что Маша звонко закричала:
– Папа, мы уже унижаемся.
Из соседнего ряда раздался смешок. Катя вздрогнула и недовольно покосилась на дочь, затем машинально поправила, подчеркивая звук «с».
– Правильно говорить не у-нижаемся, а с-нижаемся. А ну-ка сядь и пристегнись!
Сосед Фимы по ряду слегка наклонился к нему.
– Это еще-таки вопрос – как говорить правильно. Я ж в Германии почти три года живу. В главном-то, малышка, права. Знаете анекдот – как жилось при немцах в Одессе? Не евреям, конечно. Пили во! – не дожидаясь ответа продолжил он и провел большим пальцем возле горла, показывая, как пили, – жрали – во! Но морально было плохо.
– Устами младенца говорит истина? – растерянно пробормотал Фима. – Возможно.
– Что читаете, не Тору случайно? – вдруг спросил мужчина. – Я вижу, вы весь полет: то читаете, то повторяете, читаете, повторяете.
Фима изумленно посмотрел на соседа и показал ему обложку.
– Попов. «Немецкий за 13 дней», – удовлетворенно прочитал сосед. – Так и думал. Про Тору я для завязки разговора спросил.
Но разговор не состоялся. В салоне включился полный свет. Бортовое радио мелодично звякнуло и произнесло приятным голосом:
– Самолет приступает к посадке в аэропорту Франкфурта.
++
Загрузив возле ленты выдачи багажа чемоданами и сумками тележку, семейство выбралось в сверкающий зал аэропорта и восхищенно закрутило головами. Мешало, правда, что в зале было чуть ли не жарко. Одевались-то в Петербурге в соответствии с временем года – конец февраля, холодно, но в Германии была уже явно плюсовая температура. Почувствовали это, пока шли от трапа к автобусу.
Катя расстегнула свою красивую шубу, потом сняла с Маши и положила на тележку ее курточку. Потом стянула с рук перчатки и поправила кольцо с дорогим камнем. Фима перевесил на другое плечо битком набитую, тяжелую сумку и достал из кармана куртки листок бумаги. Катя сочувственно проследила за перемещением Фиминой сумки, но свою, хоть и женскую, а тоже тяжелую и раздувшуюся от содержимого, только поддернула на плече.
Вокруг двигалась по своим делам масса людей. Невдалеке был виден кофейный бар.
– А кто нас должен встречать? – спросила Катя.
– Друзья одного сослуживца. Договорились, что мы встретимся возле – Фима заглянул в листок, – райсцентра. Пойду поищу, а вы стойте на этом месте. Тут и потеряться недолго.
– Ладно, Фим. Сумку-то свою неподъемную оставь! Положи на тележку.
– Ну уж нет. Тут все документы и ценности. Я лучше потаскаю.
– Забыл, что ты уже не дома. Тут не воруют.
Катя демонстративно сняла с плеча сумку и положила ее поверх чемоданов.
– Как хочешь, – озабоченно сказал Фима, – но ушами не хлопай. Сейчас приду.
Проводив Фиму глазами, Катя стала приглядываться к бару. Бармен стоял за стойкой, посетителей не было. Решившись, Катя взялась за тележку и стала толкать ее в сторону бара.
– Пошли, Машка.
– Папа сказал здесь ждать, – обиженно отреагировала девочка.
– Ну и стой, а я кофе попью.
Катя покатила тележку к стойке. Недовольная Маша поплелась за ней.
Возле бара Катя отпустила тележку и подошла к стойке. Крепкий черноволосый бармен выжидательно смотрел на миловидную ухоженную блондинку. Пару секунд Катя думала, как сделать заказ. Даже мысль, что, может быть, Фима прав и немецкий надо было учить до переезда, мелькнула у нее в голове. Ерунда, кофе – на всех языках кофе.
– Uno tasse capuchinno, per favore / Чашку капучино, пожалуйста (итал.), – обратилась, наконец, Катя к бармену. «Si, signora.» – кивнул тот, улыбнулся и повернулся к автомату.
– Мама! – услышала Катя испуганный крик дочки.
Резко повернувшись, Катя увидела стремительно двигающуюся к эскалатору и уезжающую на нем вниз мужскую фигуру. Маша и тележка были на месте, но Катиной сумочки на тележке не было.
– Украли! – охнула Катя и схватила