накрахмаленная простыня»).
В финале повести все та же солнечно-снежная сверкающая долина будет вызывать у Глебски чувства ужаса и отчаяния.
Именно инспектору полиции Глебски доверяют авторы видение мира, именно его эмоции, чувства, мысли организуют художественное пространство повести.
В начале повести Глебски, полицейский «скучной специальности» («Должностные преступления, растраты, подлоги, подделка государственных бумаг…») [3;190], – человек, выработавший устойчивый иммунитет по отношению к действительности.
Иммунитет проявляется в умении героя видеть мир юмористически, иронически, а когда обстоятельства заставляют, то и саркастически.
Основным приемом создания комического в повести становится комментирование инспектором того, что он видит.
Герой может комически осмысливать ситуацию или черты характера другого персонажа, но в любом случае комментирование различается по большей или меньшей степени субъективности.
Так, большую степень объективности несет комическое видение поведения хозяина отеля, подмеченное не одним Глебски; эта оправданность комичности осмысления будет подтверждена несоответствием продуманности, отрепетированности реплик хозяина отеля о Погибшем Альпинисте и игрой Алека Сневара в непосредственность чувств при разыгрывании этого рекламного спектакля-воспоминания.
То, что мы принимаем участие в фарсе, доказывает и деталь, корректирующая высокую патетику слов и жестов хозяина отеля:
– Там… – произнес он [Сневар – Н.С.] неестественно низким и глухим голосом. – Вон там это произошло. – Он простер указующую руку. В руке был штопор. [3;186]
Куда как более субъективно увидена повествователем ситуация, в которой пострадало его самолюбие. Вот как Глебски комментирует события, происходящие после его неудачного участия в гонках на лыжах за мотоциклом:
«Пока меня отряхивали, ощупывали, массировали, вытирали мне лицо, выгребали у меня из-за шиворота снег и искали мой шлем, конец троса подхватил Олаф Андварафорс, и меня тут же бросили, чтобы упиться новым зрелищем – действительно, довольно эффектным. Всеми покинутый и забытый, я все еще приводил себя в порядок, а изменчивая толпа уже восторженно приветствовала нового кумира. Но фортуне, знаете ли, безразлично, кто вы – белокурый бог снегов или стареющий полицейский чиновник. В апогее триумфа, когда викинг уже возвышался у крыльца, картинно опершись на палки и посылая ослепительные улыбки госпоже Мозес, фортуна слегка повернула свое крылатое колесо. Сенбернар Лель деловито подошел к победителю, пристально его обнюхал и вдруг коротким, точным движением поднял лапу прямо ему на пьексы. О большем я и мечтать не мог. Госпожа Мозес взвизгнула, разразился многоголосый взрыв возмущения, и я ушел в дом. По натуре я человек не злорадный, я только люблю справедливость. Во всем» [3;216].
Комическое комментирование действительности чаще всего строится на принципе несоответствия: сведении воедино,