у сидельцев немного, и рассказ нового сокамерника о себе – почти как в театре побывать…
– Ну ты в натуре дурачок, если твои паханы тебя под тюрьму подвести хотят. Чужой ты, стало быть, теперь своей родне, – здоровяк многозначительно поднял вверх указательный палец, а после паузы неожиданно для мэра добавил, – а пинждак у тебя хороший и штиблеты что надо, и человек ты, говоришь, честный. Значит, по доброте душевной сможешь лепень мне одолжить. Не насовсем, а только в суд сгонять…
– Отставить, Чечен! – вдруг резко одернул любопытного здоровяка его сотрапезник «Спартак». – Пусть воздух свободы выдохнет слегонца, и нам, гляди, свободней станет чуть дышать.
Амбал сделал недовольное лицо, как ребенок, которого лишили сладкого, но замолчал. По реакции своего кореша он понял, что ответ тюремного авторитета на «запрос» о мэре получен. И ответ этот вполне нейтральный. Значит, с мэра, как с гада, спрашивать не время.
– Я Валера Качин – старшой по хате, а Чечен тут ребровой, – как офицер на плацу отчеканил «Спартак», обращаясь к Несмышляеву.
– Как понять – ребровой? – удивился мэр.
– Просто, – усмехнулся Качин. – Помогает порядок наводить по рёбрам… Разные же быки и носороги заезжают с воли на тюрьму понты колотить. А мне беспредел ни к чему.
Мэр кивнул.
– А спать будешь здесь, – старший по хате и указал первоходу на свободную нижнюю шконку. – Выше – Чечен, а я над вами – на третьем этаже с видом на солнце.
Когда неофит тюремной жизни расправил на железной шконке матрас и собрался прилечь, Качин провел короткий инструктаж: «Слушай сюда и запоминай. Когда в хате кушают – нельзя бежать на парашу, после параши руки обязательно мой, без разрешения в хате ничего не брать. Начнешь косарезить, твое место будет под шконкой. Ну и лишнего не базарь».
– Спасибо, Валерий, – сказал мэр. – Я еще спросить хотел…
– Отставить. Вместо «спасибо» – «благодарю». И не «спрашивать», а «интересоваться». Понял, Иванушка-дурачок? – быстро проговорил старший по камере.
– Я попросил бы вас, тебя, Валерий, обойтись без уголовных кличек, – попробовал возмутиться мэр. – Я Иван Петрович, можно просто – Иван.
– Это на воле ты будешь Иван Петрович. Я тоже тут – Валера Качок, а не товарищ старший лейтенант внутренних войск Валерий Евгеньевич Качин…
– А правда, что в тюрьме насилуют? – очень тихо уже не спросил, а поинтересовался мэр у Качка.
– Да кому ты нужен со своей жопой, – жестко ответил старший по хате. – Всё. Спать пора.
Свет в хате «восемь-пять» горит круглые сутки. С непривычки не уснешь. Не до сна было мэру города Л.
Чтобы быстрее уснуть, Несмышляев начал считать про себя: «Три на шесть – размер камеры, то есть хаты. Итого – 18 квадратных метров. На этой жилплощади разместились 12 железных кроватей, то есть, шконок – по шесть вдоль каждой длинной стены, а еще в камере стол-общак и туалет, то есть параша и умывальник с зеркальцем, он