«я» на «мы» сменить.
Сменить не словом, сменить делом
и не остаться в стороне,
лицом вперед лишь в шаге смелом,
плечом к плечу, рука к руке!
Что, невдомек, о чем читаешь?
Иль захлебнулся смехом ты?
Жаль, в эгоизме утопаешь
и духа Братства нет в крови!
Своя рубаха ближе к телу,
своя, своя, своя, своя,
но забывать о личной шкуре
порою нужно иногда!
Два века
Два века я не жил, но от судьбы подарок,
не знаю все ж, за что, роскошный получил:
был вхож я в оба, причем без контрамарок,
но право по счетам исправно все ж платил.
Летели годы, минуты отбивали,
двадцатый канул где-то за спиной,
а двадцать первый принял эстафету,
вперед рванул, как быстрый метеор.
С собою прихватил меня попутно,
за руки, ноги в гущу уволок,
ту гущу, что зовут водоворотом
земных страстей, волнений и тревог.
Но я доволен и безмерно счастлив,
что довелось промчаться все же мне
одною жизнью, живой и настоящей,
по двум векам благодаря судьбе.
Два века я не жил, но от судьбы подарок,
не знаю все ж, за что, роскошный получил:
был вхож я в оба, причем без контрамарок,
но право по счетам исправно все ж платил.
Ты лети-лети, перо
Ты лети-лети, перо,
по бумаге далеко
и, скользя легко-легко,
ты пиши домой письмо.
Ты пиши моей любимой,
маменьке моей родимой,
другу детства и сестре,
брату, детям о судьбе.
Ты пиши, что все в порядке,
дни чудесны, ночи сладки,
беды где-то в стороне,
жив, здоров и на коне.
Ты пиши, что нет печали,
чтоб они спокойно спали
да меня не забывали
и с любовью дома ждали.
Ты пиши, что я скучаю,
часто их всех вспоминаю,
что они всегда при мне,
в моем сердце и душе.
Ты лети-лети, перо,
по бумаге далеко
и, скользя легко-легко,
ты пиши домой письмо.
О черт, ей-богу
О черт, ей-богу, мне бы знать,
что предстоит еще отведать,
успею стих ли дописать,
с прекрасной дамой отобедать.
Успею ли детей поднять,
увидеть внуков становленье,
и хватит сил ли устоять,
когда явится провиденье.
О черт, ей-богу, что молчать,
будь добр тихо мне поведать,
когда с тобою встречи ждать,
как долго по земле мне бегать.
Когда решишь меня прибрать,
ты не тяни, бери мгновенно,
не страшно мне ведь умирать,
привык я уходить почтенно.
О черт, ей-богу, что сказать,
чтоб от души, но не злословить,
чтоб кости не перемывать,
а