из окружения Николая II. Например, Сидней Гиббс говорил Соколову: Яковлев не показался мне интеллигентным человеком, а интеллигентным матросом[77]. И Александра Теглева считала, что он производил впечатление человека полуинтеллигентного[78]. Однако наиболее точно определил социальное происхождение загадочного комиссара и охарактеризовал его нрав лакей Цесаревича Сергей Иванов: Яковлев, по-моему, человек не «привилегированный». Он мне казался рабочим, но из развитых[79]. А вот в момент отъезда, – говорил опытный Царский слуга, – я наблюдал отношение Яковлева к Государю. Государь поехал в одной шинели. Яковлев мне сказал: «Принесите ему что-нибудь». Я не понял, про кого говорит Яковлев, и спросил его: «Кому?» Он пренебрежительно махнул рукой в сторону Государя и сказал: «Ну, как его? Этому…» и махнул рукой[80].
Образ комиссара Яковлева оказался окружен таинственностью. Способствовали этому как недостаточность и малоизвестность фактов из его биографии, так и сама сложная политическая эпоха, сформировавшая у его современников узкое, упрощенно-классовое представление обо всем. И поэтому мало кому было известно, что комиссар Яковлев, вопреки метаниям на протяжении всей жизни, до последнего дыхания оставался большевиком. В истинном отношении Яковлева к Царской семье – безусловно, большевистском – легко убедиться, читая его воспоминания. Вот каким запомнился ему момент отъезда из Тобольска: Николай Романов как-то растерянно переходил от одного к другому и какими-то судорожными движениями крестил своих дочерей. Его надменная жена сдерживала слезы дочерей. Каждый ее жест, каждое слово говорили о том, что не надо показывать своей слабости перед «красным врагом». Она попыталась было еще раз показать свой характер, заявив, что выберет экипаж по своему усмотрению.
– Садитесь, куда вам приказывают, – было ей ответом, и с того момента она почти всю дорогу хранила упорное молчание[81].
Воспоминания П. М. Матвеева сохранили для нас весьма характерную деталь в поведении Императрицы, подмеченную им еще во время пребывания Царской семьи в Тобольске: При расставании они все плакали, Александра Федоровна оставшихся дочерей целовала и крестила. Надо сказать, что она имела привычку крестить детей даже тогда, когда они просто выходили гулять днем в сад[82]. Из-за весенней распутицы переезд из Тобольска в Екатеринбург был жутким и очень тяжелым. П. М. Матвеев сообщает о том, в каких условиях ехала Царская чета: На станциях при остановках нам трудно было узнать друг друга, весенняя дорожная грязь от лошадиных копыт до того забрызгивала все лицо, что буквально не оставалось чистого места, таким же черномазым ехал с нами и Николай Романов, лица его почти не было видно. От грязи не убереглась и Александра Федоровна, несмотря на то, что ее карета была вплотную закрыта. От этой грязи не было возможности сразу отмыться по приезде на место. <…>…Чем дальше, тем мы все больше становились похожими на каких