– Быстроногая, – и прозвали не зря, Меретя все время торопилась, всегда: где бы можно было пройти пешком – бежала бегом, где б посидеть или вообще прилечь – волчком вертелась, в спокойствии ей было плохо. Когда пришли белокожие варвары, уничтожив селение и забрав с собой оскверненные статуи великих богов, быстрые ноги все же не помогли Меретя спастись – попалась, как белка в ловушку, в плен, правда, там с ней ничего плохого не делали – пару раз только и возжелали, может, потому что Меретя казалась куда младше своих лет, да и вообще выглядела не особенно привлекательно – угловатая, тощая, почти безгрудая, с несуразно большими коленками и остреньким, сильно выдающимся вперед носом. Да уж, не красавица, не дали боги… Зато дали покровительницу – Митаюки-нэ, жену одного из варваров и… и колдунью, это уж Меретя хорошо чувствовала. Не то чтоб Митаюки-нэ особенно покровительствовала этой несуразной девчонке, нет, просто пару раз просила о каких-то мелких услугах – кореньев для амулетов выкопать, цветов нарвать, а уходя с мужем в дальний поход, протянула Меретя засушенный стебелек таволги, обмотанный какой-то нитью. Меретя догадалась сразу – чай, не дура! – не простой это стебель – амулет наговореннный.
– Не знаю, пригодится ли, – поведя плечом, сказала тогда Митаюки-нэ. – Но пусть у тебя будет. Ежели что – он тебе скажет, что делать.
Так и пролежал сухой стебель таволги всю зиму засунутым за притолочину под навесом, где обычно казаки раскладывали вечерами большой костер, варили, жарили, ели да сидели – смеялись. Не только казаки сидели – все девы тоже. И Меретя. Ни разу таволгин стебель о себе не напомнил, да девушка уже и забыла про него, как вдруг сегодня поутру…
Еще солнце не встало, а Меретя уже почувствовала что-то не то. Словно что-то острое кололо в бок, куда-то влекло. Едва протерев глаза, Быстроногая поняла – куда. Под стреху, к таволге! Вытащенный из тайника стебель уже не казался сухим, наоборот, он был живым и… опасным, словно ядовитая змея. Как змея, он раскачивался из стороны в сторону и, кажется, даже шипел! А взятый в руку – властно указывал путь, тащил куда-то… Куда-то на побережье, за болотце, на дальний островной мыс, где высился чей-то недавно поставленный чум. Небольшой совсем, маленький… и к этому чуму Меретя шла не одна! Впереди, с распущенными волосами цвета дубовой коры, бежала белокожая дева. Они пока все были для Быстроногой на одно лицо, но эта… эта, кажется, жена самого главного вождя!
Меретя чуть сбавила шаг, отстала… затаилась в густых зарослях можжевельника, искоса поглядывая на зажатый в ладони стебель – что-то он еще попросит, что?
– Устинья! – подойдя к чуму, негромко позвала Настя. – Ты здесь?
– Здесь, – немного погодя из чума послышался усталый голос.
Полог откинулся, и Ус-нэ выбралась наружу – в расшитой ракушками и ремешками кухлянке из тонкой оленьей кожи, в таких же штанах и мягких полусапожках-торбасах. В такой одежде не жарко в зной, не холодно в непогоду, и мошка, гнус, ее не прокусывает. Ватажники тоже шкуры выделывали, шили.
Поначалу Устинья вроде бы обрадовалась, но тут же закрылась, спряталась,