к обрыву, сворачивала и шла на юг, в глубь леса, а мне надо было идти на юго-запад. Лако подошел к дереву и махнул рукой, чтобы я следовал за ним. Когда я приблизился, он указал мне направление и сам быстро, но осторожно стал спускаться по корням дерева к морскому берегу.
Я последовал за ним по этой воздушной лестнице, которая, хотя и казалась головоломной, но в действительности была не особенно трудной. Приходилось, разумеется, держаться на руках и, вися в пространстве, искать ногами следующую опору; в случае, если бы я оборвался, то, вероятно, раздробил бы себе череп. Внизу, пройдя минут 5 по берегу, мы опять вошли в лес. Послышался снова вдали крик. То были те же люди из Горенду.
Мы подождали немного, пока они присоединились к нам с заявлением, что пойдут со мною в Колику-Мана. Сначала шли лесом, затем вброд, через два ручья, потом через небольшую речку Теньгум, по которой спустились к морскому берегу; затем перешли еще две речки. Вода речек была сравнительно очень холодной (25,5 °С) и контрастировала очень неприятно с температурой горячего берегового песка, уже накаленного солнцем до 39 °С, хотя было всего 8 час. 30 мин. утра.
Пройдя еще с полчаса берегом, мы остановились у двух больших деревьев, откуда тропинка вела в лес; это место, оказалось, служит постоянным привалом путников, идущих в Колику-Мана. Скоро, однако, мы вышли на поляну, покрытую высокой травой в рост человека. Эта трава покрывает все плоские и отлогие места в окрестностях и называется туземцами «унан»; она так густа и жестка, что без тропинки почти невозможно пробраться, даже на короткое расстояние.
Солнце давало себя чувствовать. Пересекавшие иногда поляны участки леса приятно оживляли своею прохладой. Мы незаметно поднимались в гору, но затем пришлось опять спуститься в глубокий овраг, внизу которого стремительно бежала речка. Нависшие с обеих сторон деревья образовали над нею свод; она напоминала мне сицилианские фьюмары.
Дно ее было как бы вымощено камнями, и вода, не более фута глубиной, со своеобразным рокотом неслась к морю. Все речки этого берега имеют горный характер, с очень крутым падением, что объясняет их стремительность; при дожде в несколько часов делаются совершенно непроходимыми, катят с шумом и пеной большие камни, роют берега и несут оторванные или поломанные деревья.
Поднявшись на другую сторону, тропинка вела все в гору и почти все время лесом. У последнего дерева Лако показал мне первые хижины Колику-Мана. Ряд открытых холмов тянулся к главному хребту. По ним в некоторых местах можно было различить черную линию тропинки, которая вела выше и выше. Тропинка оказалась крутой, скользкой от бывших недавно дождей. Солнце сильно пекло, но виды по обе стороны были очень хороши.
Мы прошли вдоль забора обширной плантации, расположенной на скате холма. Можно было подивиться предприимчивости и трудолюбию туземцев, взглянув на величину ее и тщательную обработку земли. У забора рос сахарный тростник, и моим спутникам захотелось потешиться. Мы остановились. Сопровождавшие меня туземцы прокричали что-то: им