основы.
Я осуществил свои мечты об аппарате Юнкерса, купив таковой в Нью-Йорке, и взял его с собою в Сиэтл, куда вернулся весной 1922 года. По пути в Сиэтл я остановился в Нью-Йорке и обсудил там план моего полярного полета с директорами аэропланного завода «Кэртис» в Гарден-Сити, на Лонг-Айленде. Они одобрили применение аппарата в силу его качеств: огромного радиуса действия и безопасности конструкции в пожарном отношении. Оба эти качества самолета Юнкерса являются, главным образом, следствием применения материала, из которого целиком построен самолет – нового металла дюралюминия, совмещающего легкость алюминия с прочностью стали. Кейс, председатель компании «Кэртис», поддержал мое увлечение планом исследования Арктики с воздуха. Он великодушно предложил мне аэроплан фирмы «Кэртис» типа «Ориоль» в качестве вспомогательного аппарата для небольших рекогносцировок. Я с благодарностью принял его предложение.
Вскоре после моего приезда в Сиэтл все приготовления к экспедиции были закончены. Мы были снабжены продовольствием на семь лет. В числе прочего у нас имелся полный набор самых новых приборов для научных наблюдений. Мы покинули Сиэтл 1 июня 1922 года. Состояние льдов в это лето было столь же скверное, как и в предыдущее. Поэтому, прибыв в Диринг на Аляске и услыхав, что в проливе Коцебу стоит торговая шхуна, направлявшаяся к мысу Барроу, я решил отыскать ее капитана, чтобы вступить с ним в переговоры относительно того, не согласится ли он взять на борт своего судна большой аэроплан Юнкерса, чтобы дать «Мод» возможность идти прямо к району плавучих льдов и начать дрейф как можно скорее. Соглашение состоялось, вследствие чего летчик лейтенант Омдаль и я перебрались с «юнкерсом» на шхуну, которая пошла вдоль берегов Аляски к северо-западу, в то время как «Мод» взяла курс прямо на север, навстречу льдам, но из-за скверного состояния льдов не дошла до мыса Барроу, и нам пришлось сойти на берег в бухте Уэнрайт.
Я воспользовался кратким пребыванием в Лондоне в последних числах февраля, чтобы обратиться к известному специалисту по сердечным болезням и узнать, какой вред причинила мне история с течью керосиновой лампы и надолго ли. Приговор был краткий и определенный: «Никаких экспедиций, – и доктор добавил: – Если вы хотите прожить дольше тех немногих лет, что вам остались, избегайте всяких значительных физических усилий».
Несмотря на это, девять месяцев спустя, 19 ноября 1922 года, я, в сопровождении почтальона-туземца, проделал по снегу 1000 километров от мыса Барроу до Коцебу и покрыл это расстояние в 10 дней, а затем еще около 180 километров от Коцебу до Диринга и 400 километров от Диринга до Номе в течение четырех последующих дней. Иначе говоря, после того как специалист по сердечным болезням вычеркнул меня в феврале из «списка живых», я в ноябре того же года совершил самые трудные санные путешествия моей жизни, покрыв фактически 1600 километров по снегу и льду, делая ежедневно в среднем около 100