и много хвастался. Это возбудило во мне подозрение, но все же пока у меня еще не было оснований, чтобы уличить его.
Немного позже приехали некоторые из моих норвежских товарищей, чьим словам я мог слепо доверить, и рассказали мне кое-что из тех историй, которые распространял Хаммер. Например, он хвастался, что уже предпринял на Шпицбергене двадцать один полет, а также что он сам будет управлять одним из гидропланов в трансполярном перелете. Ничего не могло быть лживее подобных утверждений. В самолетах и обращении с ними он понимал не больше ребенка, а в управлении ими и того меньше. Было бы смехотворной нелепостью взять такого неопытного во всех отношениях человека в экспедицию, которая в лучшем случае была чрезвычайно рискованна и требовала знания Арктики, какими он никогда не обладал.
Подобных историй накопилось так много, что в конце концов мне пришлось телеграфировать Хаммеру приказ приостановить всю экспедицию. Я был взбешен и, так сказать, «дал ему пинка», чтобы прекратить всякую его связь с экспедицией и моими частными делами. Поэтому я опубликовал о моем разрыве с Хаммером. Ему сразу стало ясно, что теперь обнаружатся и другие его проделки, в которые он замешал мое имя и от которых ему не поздоровится. Очевидно, эти поступки не выдержали контроля его собственной совести, так как он не стал дожидаться того времени, когда придется отвечать за них. Вместо того чтобы лететь на Северный полюс, он «улетучился» в Японию.
Разумеется, что как только я убедился в недобросовестности Хаммера и опубликовал о нашем разрыве, все, имевшие с ним дела, сообщили мне, какие обязательства он взял на себя от моего имени. То, что при этом обнаружилось, задало бы работы человеку и более искушенному в делах, нежели я. Для меня же, всегда бывшего недальновидным в коммерческих делах, положение оказалось прямо таки убийственным. Я испытывал унижение, которое трудно выразить словами, так как Хаммер от моего имени подписал обязательства столь значительные, что мне никогда не удалось бы их покрыть, и таким образом выставил меня в глазах света каким-то мошенником-аферистом.
Но горькая чаша моих страданий еще не была испита до дна. Брат мой Леон Амундсен всегда вел на родине все мои дела с тех самых пор, как я посвятил себя карьере исследователя. Я всегда отсылал ему все заработанные деньги и также все счета, он производил банковские операции и уплачивал все долги. Он вел также все мои деловые книги, и я никогда не просматривал их, так как доверял ему вполне. И вот в несчастье этот брат обернулся против меня. Я говорю об этом со стыдом и никогда не стал бы говорить об этом в печати, если бы его предательство не привело к процессу, сделавшему его поступки общеизвестными в Норвегии.
Из книг моего брата выяснилось, что я должен ему около 100 000 крон. Не сомневаюсь, что брат в нормальных условиях, имея ко мне доверие, отсрочил бы мне этот долг, пока доходы от моих докладов и книг не дали бы мне возможности покрыть его. Но внезапное обнаружение других долгов, которые Хаммер наделал от