протестные высказывания и удалялся еще глубже в неизвестное.
Слон Соня сам не помнил себя злым, но сейчас, страдая от заниженных температур севернее Невы, хотел всё вокруг отменить и разрушить. Из него в ограниченном количестве стружкой сыпались ругательные пассажи.
Подворачивались колченогие хозяйственные старухи угрожающего вида.
– Всех еще обходить, – вздыхал слон Соня, согревая конец хобота у себя во рту.
– Да уж обойди, развалина! Вымахал, чудовище.
Слон Соня полуприкрыл глазки, всегда доселе готовые к игривости и кокетству, и перешел дорогу, не осмеливаясь ответить злым и несчастным людям.
На морозе у него выпукло проявилась картавость.
«А вот бы осталась она», – подумалось слону. «Так здорово же. Здогово. Я фганцуз, я лучше слон-фганцуз. Гешительно лучше, чем слон на Магшале Блюхеге». Он уже сам себя передразнивал.
Это его развеселило, он радостно расхохотался и непроизвольно затрубил, взмахивая довольным хоботом.
«Эротично, очень эротично звучит. Я и так-то не промах, а с этим манерным, умеренным эффектом…».
Он был прав. Его естественный образ, до этого и так, казалось, не дававший всем покоя, похоже, был завершен.
Он хохотал и трубил еще и еще, оставляя за левым ухом неприятные дома. Из них гавкали, из некоторых окон выбрасывали уловимые легкие предметы.
– Но домой-то уже нужно… Где ты моя, улица Доблести… Ничего похожего здесь нет. Разве что площадь Мужества. Эх… Но где она… И сто́ит ли…
«Нужно, должно быть, продолжить радоваться. Авось и помогут. Иначе мне, когда я большой и мрачный, вряд ли поспособствуют…»
– Пгекгащу ггустить, буду хохотать!..
И – расхохотался.
Плохо что-либо различая на фоне слепящего утоптанного снега, он, тем не менее, обнаружил перемену. Справа, через дорогу, стали появляться какие-то сероухие дружочки.
«Это же дружочки-слоники!».
Слоники сильно смущались, шли чуть впереди, по направлению шага слона Сони, боком к нему, и украдкой глядели на Соню и любовались. Вскоре их стало очень много, кроме того, была видна некая координированность.
– Дгужочки, – вполголоса произнес красивый слон Соня, наблюдая.
Слоники засмущались еще пуще, их щечки порозовели, а ушки волнительно закачались. От вспыхнувшей сильной стеснительности они даже ускорили шаг, и в этом их беге сообща был некий знак, и через минуту до слона Сони, кажется, стало доходить главное. Особенно – после того, как слоники повернули на ужасный проспект Энергетиков, приглашающе останавливаясь.
«Они меня выводят отсюда, помогают…», – затаив широкое дыхание, восхитился слон Соня. «А еще ругался…». «Как отблагодарить-то, не знаю».
Алый румянец признательного смущения проступил и на щечках слона Сони. Идти было, судя по всему, долго, но он уже полностью полагался на незнакомых дружочков.
И, да – румянец – не от мороза. Совсем не от него.
1.10. Ты моя улица
У всех окрестных слонов и слоников были неказистые