тонкая, и даже тот, что потолще, как будто ломается, и нет сомнения, что судну будет нетрудно через него пробить себе дорогу. Дальше, на южной стороне неба, есть кое-какие указания на открытую воду. Не верится, чтобы было еще далеко до южного предела этих льдов.
Основываясь на этих наблюдениях, мы решили снова развести пары. Надеюсь, что на этот раз мы пробьемся.
Ложившаяся вчера лошадь сегодня была выведена на палубу. Бедняжка находится в жалком состоянии: страшно исхудала, очень слаба на задних ногах и местами страдает от ужасного накожного раздражения, от которого шерсть лезет клочьями. Полагаю, что день-другой на открытом воздухе принесет ей большую пользу. Оутс неустанно ухаживает за животными; но он, кажется, не совсем понимает, что пока мы стоим во льду, судно неподвижно, и потому больному животному на открытой палубе до известной степени возможен моцион.
Если мы теперь, наконец, выберемся, возможно, что мы спасем всех лошадей, но не будет ничего удивительного, если мы еще двух или трех потеряем.
Главная наша забота теперь об этих животных, тем более ввиду истощения нашего запаса угля.
Сегодня утром множество пингвинов ныряли за пищей вокруг судна и под него. Они в первый раз подходят так близко; они, по всей вероятности, так расхрабрились вследствие неподвижности винта.
Пингвин Адели (Adelie) на земле или на льду донельзя забавен. Спит ли он, ссорится или играет, любопытствует, пугается или сердится, он является воплощением юмора; на воде – совеем другое дело. Нельзя не любоваться им, когда он стрелой ныряет сажени на две, или прыгает на воздух с ловкостью дельфина, или плавно скользит по зыби полыньи. Двигается он, вероятно, не так быстро, как кажется, но он удивляет поворотливостью и красотой движений и вообще умением владеть ими.
Когда бродишь взором по пустому простору льдов, трудно верится, какое обилие жизни кишит непосредственно под их поверхностью. Опущенный в воду невод мгновенно наполняется диатомеями[19], показывающими, что плавучая растительная жизнь во много раз богаче, чем в тропических и умеренных морях. Этих диатомей обыкновенно не больше трех или четырех общеизвестных видов. Ими кормятся несчетные тысячи маленьких креветок (Euphausia), которые плавают у краев каждой льдины и выплескиваются на перевернутые обломки и, в свою очередь, служат пищей разным созданиям, малым и большим, как-то: так называемому белому тюленю, пингвинам антарктическому и снежному, глупышу (Petrel) и множеству неизвестных рыб.
Рыб этих, должно быть, большое обилие, судя по изловленным нами на перевернутой льдине и по тому, что два дня назад видели несколько матросов. Они все разом вскрикнули и на вопросы ответили, что видели полдюжины рыб, если не больше, с фут длиной, уплывших под лед. Их ловят тюлени и пингвины, по всей вероятности, также и чайки, и глупыши.
Из млекопитающих, нередко встречается длинный, гибкий морской леопард, вооруженный страшными зубами и уж, наверное, содержащий в своем желудке несколько пингвинов, а может быть, и юного тюленя. Косатка (Orca gladiator), лютое китообразное животное, ненасытно жадное, пожирающее или пытающееся пожирать