халатике трещавшем при каждом ее движении говорила соседкам о своей любви к холодным котлетам.
Как во сне, я проследил за ее движениями. Отрезав большой ломоть хлеба, она уложила на него котлету, оглядела любовно, прищурилась, поднесла ко рту и… я позорно бежал.
13-е (Еще какой-то месяц сего года)
Бабка Клава попросила меня зайти к соседке. Соседка обещала дать розовый куст, не весь конечно, а так, для роста. Вечно эти бабушки чем-то обменивались. Но не только куст интересовал бабку Клаву, а возможность подработать, об этом и должна была поведать мне соседка, так как с подработкой у нее было все в порядке, не то, что у меня…
Маленькая старушка-соседка провела меня в дом, где было белым-бело: покрывало на кровати, кружевная круглая салфетка на стене, занавески, узорчатая скатерть на столе. Накрахмаленная до хруста поразительная эта чистота поразила меня в самое сердце. Вот так же родная бабка Клава – «роднулечка-бабулечка» бывало, стирала, белила, крахмалила мои школьные рубашки. Натаскивала из колодца воды, кипятила в печке, в котелках, а после стирала в корыте, трудилась. И я, боясь потревожить хрусткую белизну надевал белоснежную рубашку с трепетом, подвязывал воротник пионерским галстуком.
Внучка у бабушки-соседки глазастая и деловитая. Они обе активные:
– Пенсии плотют махонькие, – пояснила соседка, – приходится робить.
И она, бойко шаркая, принялась раскидывать газеты по почтовым ящикам улицы.
– А ведь што нам старым и не жить? – повернулась она ко мне. – На пенсии отдохнуть бы, мир повидать, съездить на юга косточки погреть. Пенсия – слезы, на хлеб, на налоги едва хватает. Пенсионеры – не люди, для нашего царя-батюшки кормить стариков, ой, как трудно. По всему видать мечтает он от нас отделаться да в могилы поскорее загнать.
Я молчал и пожирал глазами внучку. Она дичилась, но поглядывала. Зовут Настя.
13-е (Месяц сего года)
Размечтался о девчонке-соседке. Настей звать. И вот результат. Из больницы вышел. Выписали. Сказали, дома долечишься. Подумаешь, какой нашелся. Всего-то ребро сломал, легкое ребром пробил. А пациент из седьмой палаты хребет переломил, пьяным с пятого этажа сиганул, жить надоело и ничего не жалуется, дома лежит-полеживает, жена его заместо медсестры уколами потчует, услуги медиков нынче дороги, легче самому научиться уколы себе вкалывать, наркоманы же могут.
Нет, я не жалуюсь, но все же этот из седьмой палаты целый месяц в больнице провалялся перед тем, как его домой вышибли, а я лишь три дня! А у меня ребро сломано, легкое пробито, с присвистом разговариваю, потому как передних зубов нету!
Я к главврачу пошел. А он улыбнулся мне дежурной улыбкой и по спине меня, по-отечески постучал, мол, ты кто? Ты – человек обыкновенный, не богач, а стало быть, нам, врачам, ты не интересен.
А у меня ребро сломано, легкое пробито, с присвистом разговариваю, руку переломил, нервный тик правого глаза