теперь мне не дано,
И книги догорают ярко,
Слепому в мире тяжело,
Он вместо мира – видит пятна.
Я поджал губы и закивал. Подобные стихи мне еще не приходилось слышать. Мне действительно понравилось, но разве я был вправе оценивать человека, если сам не разбираюсь в стихах? На слух прочтение было хорошо сложенным, я даже позавидовал в какой-то мере Зорину, что он вот так смог прочесть.
– Что скажешь? – спросил меня Коля, а во мне до сих пор шел диалог, хорошо ли было прочитано или не очень. Можно ли назвать это стихотворение сильным или все-таки оно вовсе не подходит под описание стихотворения.
– Мне понравилось, и я даже не знаю, что еще сказать, для меня это настоящее открытие, что ты смог так написать. Боюсь, моя работа будет выглядеть серой после твоего прочтения.
– Не сомневайся в себе, Филатов, все в наших руках. Если сейчас понравилось тебе, то в зале, где будет хотя бы десяток зрителей, найдутся твои единомышленники, которые по достоинству оценят стихи, – сказал Зорин, допил чай и со звоном поставил на блюдце. Звучало убедительно. Но в настроении Николая прослеживалось отчаяние, которое было вымещено на эту самую чашку, и я решил спросить в глаза.
– Что ты сам можешь сказать о своем произведении? – спросил у него я. Желания обидеть у меня не было, мне действительно хотелось узнать его точку зрения, знать, как он себя оценивает, понять, что для него означает им же написанное стихотворение.
– Мне нравится, – тут Зорин встал и начал расхаживать, – мне нравится вся эта затея. А вот мое стихотворение могло быть сильнее. Меня смущает последнее четверостишье, вот, послушай, – Коля взял свой листок, пробежался взглядом от начала до конца и еще раз прочел мне окончание своего произведения.
– Этот герой вызывает у тебя какие-то чувства, может быть, сопереживание, сострадание? Где-то в середине он даже гордится тем, что смог за жизнь прочитать столь много книг, а в конце сжигает их, не имея возможности их перечесть или узнать что-то новое для себя.
– Он не вызывает у меня жалости, – сказал я, но Коля меня перебил.
– Но он ослеп! Немецкая армия применяла химическое оружие на полях сражений, – Коля явно пытался меня убедить.
– Я не испытываю жалости. Этот солдат скорее вызывает у меня чувство уважения, – я замолчал. Коля улыбнулся и кивнул мне в знак того, что именно это он и ожидал услышать.
– А что получилось у тебя? – оживился Зорин.
– Знаешь, первые полчаса я не мог понять, как пишутся стихи, да и потом у меня в голове не было ни единой мысли, о чем можно было бы написать. Но вот что у меня в итоге получилось:
Задумчив и загадочен писатель,
Вокруг него сонм образов и дум,
Его покой – рабочая обитель,
И светел и прекрасен ум.
И допоздна, закрывшись в кабинете,
Работает не покладая рук,
Он пишет обо всем на свете,
Я это знаю – он мой друг.
Коля неожиданно для меня зааплодировал и заулыбался.
– Браво,