Что-то говорит, говорит, а к рисунку это никакого дела и не имеет.
– То есть и тебя так рисовали?
– Нет. До тебя никто себе такого не позволял. Вообще, каждый день дежурный убирает класс и выбирает тему или предмет. А я не подозревал, что ты такой раскрепощенный. Если у тебя ещё есть вопросы, задашь их перед обедом. – кивая и отходя от Вячеслава Владимировича, предложил старик.
Переходя с шага на бег и обратно, Пётр Семёнович начал удаляться от кабинета живописи.
– Ты правда сказал этому придурку остановить тех троих?.. Позировать голым. Серьёзно? – сдерживая смехом, и оперевшись о стену, надрываясь произнёс интерн.
– Да. Как главенствующее над ними лицо, он должен был следить за порядком. А вы должны соблюдать субординацию. – пальцем ткнув в интерна, заявил Вячеслав Владимирович.
– Не учитесь на собственных ошибках. Я тоже лицо главенствующее… Может быть меня оскорбляет ваше поведение, и как мне это исправить? – попытавшись пощекотать Вячеслава Владимировича, заметил интерн.
– А с этим вы прогадали. Я щекотки не боюсь. И это не ошибка, а правило.
– Некоторым правилом лучше не следовать, для собственной же безопасности. Пример часа назад – не указывать человеку, что ему делать. – выпрямившись, интерн повернул Вячеслава Владимировича вглубь коридоров, где, в обстреливающей дискуссии, они дошли до следующего занятия.
На этот раз получив неправильный ответ – психолог, интерн поправил учёного – живая музыка. Предупреждённый, о продолжительности занятия, длиной в пятьдесят минут, Вячеслав Владимирович зашёл в тихий зал. Более широкая, чем кабинет изобразительного творчества, но менее длинная, чем спортивный зал, комната отличалась пропорциональной квадратной формой, рёбра и углы которой были скруглены. С правой от двери стены с окнами стояло пианино, и та же часть стены была облицована тонкими гранитными плитками, но несмотря на это в помещение было тепло. С центра и к противоположной стене, занятой акустическим поролоном, как и две боковые, были расставлены стулья.
Представившись медсестре и одногруппникам, Вячеслав Владимирович занял стул в первом ряду – только там места были свободны. За следующую пару минут пришли ещё три человека. Последней вошла Лизавета, опустившись на стул, она подняла крышку пианино, и занятие началось. Отыгрывая мелодию за мелодией, что удивило Вячеслава Владимировича, ведь нот перед девушкой не было, музицирование безостановочно продолжалось от начала и до конца занятия, пока за столом медсестры не прозвенел будильник. В то время как все с блаженным видом расходились, Лизавета осталась доигрывать последнее произведение, и Вячеслав Владимирович дослушал его до конца. Закончив, девушка развернулась, и, увидев единственного слушателя, смущённо улыбнувшись, вышла из кабинета.
– Мужчина! Выходите. – вытягивая гласные, крикнула медсестра, слух которой был перенасыщен количеством поступавшей в него классической музыки.
Не удостоив её удовольствия ещё громче и повелительней выразить своё недовольство,