и развязна. Поняв, что сторож ничего против нее не замышляет, она нагло усаживалась на стол, бочком подскакивала к Глухову и норовила спереть кусок из его тарелки. Тихон Андреевич пытался обучить ворону нескольким словам, памятуя, что когда-то слышал о способности этих птиц к имитации человеческой речи. Но Варвара, получая корм даром, говорить не желала. Обычно ворона прилетала раза три в неделю и надолго не задерживалась.
Это были дневные посетители. А по вечерам на террасу к сторожу являлся Гаря, ежик. Гаря для своей породы был огромен, имел внушительные признаки мужского пола, стучал коготками по доскам террасы и громко чавкал возле мисочки с молоком. Когда Тихон приближался к ежу, тот угрожающе тукал, тряс иголками, но от миски не отходил и сворачиваться клубком не собирался. Соседская легавая для друзей сторожа представляла смертельную опасность, и именно поэтому он собаку недолюбливал.
Тихон Андреевич еще раз глянул в окно на заснеженный газон, вышел в холл и обул резиновые сапоги. Герта продолжала брехать, и Глухов поморщился. Оказавшись на террасе, старик посмотрел на доску с орешками и понял, что его приятельница уже успела позавтракать. Беличьи следы отчетливо проступали на девственном снежке, покрывшем лужайку.
На улице лай легавой звучал еще настырнее. Глухов удивился, что она брешет вовсе не на своем участке, а на берегу речки. Эта была самая безлюдная и мрачная часть писательского поселка Переделкино. Высокие покосившиеся от времени заборы огромных старых участков спускались к зарослям ольхи, в которых и петляла речушка. Летом у воды бывало много народу, и бережок официально величался «зоной отдыха». Но поздней осенью, зимой и весной тут, за исключением заядлых рыбаков, человека не встретишь. Речушка впадала в знаменитый переделкинский пруд, из которого в нее заходил карась.
В такой холод, да еще при первом снеге караси-ки не клюют. Наверно, на Тошку брешет, решил Глухов и отправился на звук собачьего голоса. Он испугался за рызгего дружка, представив, что легавая загнала Тошку на одинокое дерево, и белка не может уйти. Но догадка Глухова не подтвердилась. Герта брехала из частого кустарника в самом непроходимом овражке берега. Тихон Андреевич миновал вязкий от мокрой глины проселок, образованный в летнее время легковушками отдыхающих, осторожно спустился в скользкий овражек, раздвинул заснеженные ветки и шагнул в глубь кустарника.
Собака сидела возле завалившейся ольхи и не переставая лаяла. От остервенения с ее пасти свисала белая пенная слюна. Глухов подошел ближе и увидел на земле голого мужчину. Его волосатое обнаженное тело кое-где покрывал снежок. Старик понял, что видит труп, поскольку на живом человеке снег бы не удержался. Мужчина лежал лицом в землю, но что это не хозяин Герты, Глухов не сомневался – владелец соседской дачи уже месяц лечился в санатории. К тому же отставной дипломат Дорохов был стар, толст и мал ростом. А перед Глуховым лежал вполне прилично сложенный, еще не старый мужчина. Тихон Андреевич поспешил назад и позвонил в милицию.
…–